Она была отдельно от них, хотя девочки лежали рядом, касаясь ее плечами. Корал говорила о колледже и о том, как она рада, что они с Эшли будут жить в одной комнате общежития Западного университета штата Вашингтон. Линдси жаловалась, что ей не хочется ехать в Санта-Клару одной.
– А ты куда собираешься? – спросила Корал Мару.
Честно говоря, она до такой степени погрузилась в свои мысли, что даже не услышала вопроса.
– Мар?
– Ты какой колледж выбрала?
– Университет Вашингтона, – ответила Мара, пытаясь сосредоточиться. Ей казалось, что ее окутал теплый серый туман – только ее.
Эти девочки, которые все время хихикали, мечтали о любви и об учебе в колледже, считали, что матери слишком строги с ними, были ей чужими.
Она больше не такая, как они, и, когда к вечеру подруги везли ее обратно в Сиэтл, неловкое молчание в машине свидетельствовало о том, что эта истина стала понятна всем. Ее проводили до дома, окружили у самой двери, понимая, что сказать им нечего. Раньше Мара этого не знала, но дружба, оказывается, тоже может умереть – просто завянуть. У нее не было сил притворяться той Марой, которую они знали.
– Мы по тебе скучали, – тихо сказала Корал. Ее слова прозвучали как прощание.
– Мне вас тоже не хватало, – ответила Мара, и это было правдой. Она все бы отдала, чтобы так было и впредь.
Когда девочки ушли, Мара вошла в квартиру Талли. Та была на кухне, убирала посуду.
– Ну как?
Мара почувствовала что-то странное в голосе Талли, которая смешно растягивала слова. Можно было подумать, что она уже прилично выпила, хотя для спиртного было еще рановато.
Честно говоря, Маре было плевать. У нее осталось одно желание – забраться в постель, нырнуть с головой под одеяло и заснуть.
– Отлично, – глухо сказала она. – Даже лучше, чем отлично. Но я устала и хочу немного вздремнуть.
– Только недолго, – предупредила Талли. – Я взяла напрокат «Молодого Франкенштейна»
[15].
Один из любимых фильмов мамы. Сколько раз мама угрожающе произносила: «Иди-ка сюда» – и склонялась над ней, совсем как Марти Фелдман! И сколько раз Мара закатывала глаза, выражая презрение к старой шутке!
– Отлично! Да, – буркнула она и отправилась к себе в комнату.
– Ты в этом пойдешь? – сказала Талли, когда в среду вечером Мара вышла в гостиную. На ней были драные джинсы – расклешенные, с низким поясом – и серая толстовка, на несколько размеров больше, чем нужно.
– И что? Это же групповая терапия, – сказала Мара. – Давай честно признаем, что если меня туда позвали, то мой прикид не имеет значения.
– Ты тут одеваешься, как бомжиха. Разве тебе не хочется произвести хорошее впечатление?