– Ты говорил о Письменах, о чужак, – начало он безо всяких церемоний, и я сделал отсюда два вывода. Во-первых, он тут настолько важная шишка, что этикет ему не писан, а во-вторых, сама весть о Письменах его действительно зацепила. Еще бы, вышел на встречу сам, и сразу в лоб спросил, без этой восточной церемонности!
– Я не чужак, а Вестник, – я сразу решил набить себе цену, – и не только владею Письменами, но и сам могу создавать их. Смотри!
На свет явился чек из магазина, шариковая ручка, и… под охи и ахи толпы я изобразил на чеке «Мама мыла раму». А потом добавил для убедительности: «Jingle bells, jingle bells, jingle all the way» – так больше похоже, Бен ведь по-английски писал.
– О да, Вестник, – сказал мне старец, – ты воистину владеешь тайной Письмен. Не было еще среди нас такого, кто мог бы начертать их так похоже, к тому же не отрывая тростинки от… от этой белой штуки. Пойдем же скорее в наш храм, принесем жертву милосердным богам и потрапезничаем вместе.
Я хотел было ответить, что теперь не до всех этих церемоний, которые занимают минимум сутки, что надо срочно разобраться с Юлькой, то есть Вестницей, но приходилось действовать похитрее. А значит, угадывать прикуп.
– У меня срочная весть, почтенный старец, и я дал обет не вкушать ничего… кроме разве что малой лепешки, доколе не доставлю вести славному городу Арваду. Боги знают, что часть Письмен хранится в вашем городе, и что не могут его жители их прочитать. Я прочту их без малейшего труда, и возвещу, что напророчили в давние времена боги о вашем городе и о его жителях, да не постигнет их беда.
– Пойдем со мной, – сразу же согласился старик и направился вглубь городских улиц, не ускоряя шага. Ни жестом, ни словом не выдал он, как на самом деле торопится – а вот собравшаяся вокруг толпа в возбуждении кричала, жестикулировала, и разве что за руку меня не хватала – но все же почтительная дистанция соблюдалась.
Похоже, блеф удался: теперь мне покажут новую порцию дневников, а потом я смогу истолковать их в том духе, чтобы срочно Юльку отпустили, увешав подношениями, а не то будет ай-я-яй. Причем не ей, а городу. Хотя вообще-то полагается ей, вот вечно влипает во всякие истории…
Идти было недалеко – в двух кварталах над мешаниной стен и крыш возвышалось некое величественное сооружение культового назначения. Толпа осталась у входа, как и мои провожатые, а жрец (старик явно был жрецом) ввел меня внутрь. Там царил прохладный полумрак, пахло чем-то терпким и сладким одновременно, а вдали возвышалось некое чудище, отделено напоминавшее человека. Жрец на входе привычно пал ниц, пробормотал какие-то слова… и я чуть было не последовал его примеру, а потом остался стоять, сказав только по-русски: «Привет идолам Арвадской рабовладельческой республики от московских пионеров… то есть от цафонских вестников! Взвейтесь, кострами, синие ночи, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»