Вернемся к боям. Противник цепляется за каждый мало-мальски пригодный для обороны рубеж. Бои идут днем и ночью. Наконец в наших руках Эберсвальде, а затем Финов и Финовфурт.
Противник отрывается. Мы преследуем. Впереди идет артиллерийский полк, за нами – минометный дивизион. Мы на машинах. Часть пехоты посадили на машины наших батарей. Остальные, идущие пешими, отстали. Колонна движется по лесной дороге. Сосновый бор. Убран почище наших парков. Дорога прекрасная, песчаная. Кругом тишина, если не считать шума двигателей «Студебеккеров». Вторая половина дня. Погода теплая, солнечная. Впереди автострада Берлин – Штеттин. Оставляем штабную машину и идем вперед. Нас пять человек разведчиков. Колонна движется сзади метрах в трехстах-четырехстах. Где-то уже совсем близко автострада, уже просвечивается опушка. Но тут кто-то крикнул: «Окопы!» Остановились. Прямой участок дороги, и прямо перед нами, метрах в двухстах, окопы. Бросились назад. Защелкали винтовочные выстрелы. Заработали пулеметы, и в ту же минуту в вершинах деревьев в районе колонны стали рваться снаряды. Когда мы подбежали к головной штабной машине, она уже пыталась развернуться, как и другие – тягачи с пушками. Началась паника. Дорога узкая, с обеих сторон сосны. Машины при развороте проходят впритирку к деревьям. Солдаты, спасаясь от осколков снарядов и мин, рвущихся в кронах деревьев, прыгают через борта и, как только машина останавливается, ползут под нее. Машина начинает двигаться – лезут обратно. Зазевавшегося давят колесами. Лезущих через борта в машину притирает к стволам деревьев. Многие бросились врассыпную по лесу. Батарейные тягачи с пушками развернуться не могли, пришлось отцеплять, а потом прицеплять их снова. И все это время колонна находилась под прицельным артобстрелом. Разбежавшиеся по лесу обнаружили и захватили живыми метрах в ста от дороги двух немецких корректировщиков.
Наконец колонна развернулась и выбралась из этого ада. Уже темнело. Меня командир дивизиона отправил в штаб полка с донесением. Штаб находился на опушке леса в большом особняке, здесь же был и штаб отдельного минометного дивизиона. Там я подслушал доклад командира минометного дивизиона о потерях. Дивизион потерял 60 % личного состава! Потерь нашего полка не знаю. Во всяком случае, они были значительно меньше.
За всю войну мне трижды пришлось быть свидетелем такого явления, как паника. В конце декабря 1941 года при наступлении на Калугу, где положение спас полк, брошенный во фланг контратакующим. Второй случай был на плацдарме за Днепром, в начале октября 1943 года, и здесь, у Берлина. И во всех трех случаях действие проходило по одному сценарию. Люди теряют самообладание. Организованные подразделения или даже целые полки в какой-то миг превращаются в стадо. Бегут все, не думая о последствиях. Бегут даже тогда, когда непосредственной угрозы для жизни нет. Даже тогда, когда в бегущих, чтобы остановить, стреляют свои командиры. Просыпается инстинкт стадности. Кажется, каждый должен понимать, что паника, бегство приводит к полному уничтожению бегущих, однако, вероятно, в таких случаях действует другой закон – «все бегут, и я бегу». А если взять каждого отдельного человека, он пойдет на верную смерть. Пример. Атака. Ни один солдат не повернет назад. Ни один, если он не ранен, не останется лежать в укрытии. Все идут вперед, хотя и видят, что пройти под таким огнем и остаться живым невозможно. Иногда идут и по телам убитых и раненых товарищей.