Вышел за бывший лесозавод, что был на окраине города, и остановился. Справа от дороги бывшая когда-то пашня, а теперь поле, поросшее бурьяном, все усеяно человеческими скелетами. Опустил свой сундучок на землю, перекрестился и пошел дальше. Солнце опустилось за горизонт. Перебрался кое-как через речку (мост разрушен), поднялся на бугорок, где стояла деревня, а ее-то и нет.
Переночевал в бурьяне, на месте дядиного дома, а на рассвете продолжил путь. Прошел деревню Красное. Когда-то была большая красивая деревня, протянувшаяся главной улицей вдоль берега Западной Двины. Думал там попросить у добрых людей чего-нибудь поесть, но увидев, что на месте исчезнувших домов в деревне строят, и то редко, только малюсенькие хибарки, так и не решился.
Прошел деревню Красное. Повернул на 90 градусов направо. Решил зайти в Верхнее Ольгово. Рассчитывал, что деревня находилась не на линии фронта, могла сохраниться, кроме того, в Ольгово тоже были родственники, и была надежда передохнуть и поесть. Вышел в поле, и так свело желудок, что нет сил ноги переставлять, а тут еще и сундучок нести надо. И бросить жалко, ведь в нем было все мое нажитое к сорокашестилетнему возрасту имущество. Снял ремень, привязал за ручку сундучка и решил тащить его волоком. С остановками на отдых до деревни, а до нее было не менее трех километров, я все-таки дошел. А пока шел и сидел на своем багаже, вспоминал, чем кормили в наших довоенных, немецких и опять наших послевоенных лагерях, а также сколько времени прошло после последнего обеда – двух картошек в «мундире», выделенных мне шкипером баржи в Витебске. Оказалось, двое суток.
К счастью, деревня Верхнее Ольгово, как я и предполагал, во время войны почти не пострадала. Нашлись и родственники покойницы жены. Покормили чем бог послал. Отдохнул. Сходил в родную деревню. Нашел временное пристанище у одинокой старушки. Деревня Корь находилась (я говорю «находилась», потому что ее теперь нет, даже и полей нет) в лесу, в стороне от дорог, поэтому и сохранилась. Да и деревня была – всего тридцать дворов. Председатель колхоза, старичок, обрадовался: появился в деревне мужик. За багажом я после сходил, а сейчас надо было заработать или одолжить денег, чтобы привезти домой детей.
Люди жили бедно. Денег ни у кого не было. Питались картошкой да хлебом из картофельной кожуры, липового листа и самой малости ржаной муки. Работал сутками. Днем в колхозе, а рабочий день в колхозе был 12 часов, а затем в леспромхозе или у частников-колхозников. Накопил немного денег. Привез детей. Но им надо было где-то жить. Появились желающие приютить. Одиноких женщин, вдов погибших солдат было много. Выбор был большой.