— Нам он представился, как Васильев, — ответил я. — Судя по замашкам, офицер КГБ, хотя я могу и ошибаться. Хамы встречаются не только у них.
Семью Люси я твердо занес в число родственников, поэтому врать им не собирался, как, впрочем, и говорить всю правду.
— И какие дела у вас могут быть с такой организацией, как Госбезопасность? — спросил Иван Алексеевич.
— Никаких, — ответил я. — Им просто приказали нас привезти. Ну они и выполнили, как привыкли.
— Кто же этот человек, который отдает такие приказания?
— Иван Алексеевич, — сказал я. — У меня были кое-какие дела с Машеровым. — Люсю привезли, чтобы я был сговорчивей. Все, что было нужно, я сделал, и больше у меня с ними ничего общего нет. Вам, честное слово, во все это вникать не надо. Просто поверьте, что ничего недостойного я не делал.
— Папа, ну что вы от Гены хотите? — вступилась за меня Люся. — Он оказал услугу стране и помог Машерову. Вам об этом знать нельзя!
— А тебе, значит, можно? — переключилась на дочь Надежда.
— Когда они разговаривали, меня тоже выпроводили на кухню пить чай.
— Ну нельзя, так нельзя, — покладисто согласился Иван Алексеевич. — Надя, прекрати. Вы кушать хотите?
— Мы у Гены пообедали.
— Я пойду, — сказал я. — Еще со своими родителями объясняться. Завтра созвонимся.
Дома вопросы были примерно те же.
— Объясни, что все это значит! — заявила мама. — У меня чуть не случился инфаркт! Может быть, хватит секретов?
— Мама, — сказал я, обнимая ее за плечи. — Тебе нужны государственные секреты? Так это нужно давать подписку о неразглашении. А потом не выпустят за границу.
— При чем здесь заграница? — растерялась мама. — Какие секреты?
— Я не сделал ничего плохого, только помог. Меня не поняли и начали разбираться. Сейчас ко мне вопросов нет. Что вам еще нужно? Мне жаль, что все так произошло, но за чужое хамство я отвечать не могу. Я же, уходя, сказал тебе, что волноваться не стоит.
— Мало ли что ты сказал! А Люсю зачем возили?
— На всякий случай, чтобы я не сильно выпендривался. Слушай, я прошу, чтобы ты со своими подругами об этом не говорила. Тетя Нина точно всем разнесет.
— Я не дура, — обиделась мама. — И не болтушка.
— Извини, я сказал на всякий случай. Я вам обещал рассказать и расскажу, но не сейчас, а лет через пять. Это уже будет неопасно, да и веры к моим словам у вас будет больше.
— Я сейчас уже, наверное, во все готов поверить, — сказал мне отец. — Даже в то, что в тебя кто-то вселился, слишком уж ты изменился.
Я заколебался. Надоело водить родителей за нос и очень хотелось им обо всем рассказать, тем более что, судя по словам отца, они уже могли мне поверить. Но я не хотел их подставлять. Не было у меня большой уверенности, что все закончилось. Скорее всего, как только Машеров со своим другом оценят, что им попало в руки, меня полностью в покое не оставят. Я сам говорил Петру Мироновичу, что знаю больше того, что записано в тетрадях, да и без моих слов это должно быть понятно. Поэтому консультации все равно давать придется, да и присматривать за мной обязательно будут. Я бы на их месте такого человека без присмотра не оставил, даже если бы был в нем полностью уверен. От случайностей никто не застрахован, поэтому какую-то охрану я бы ему обеспечил. А они не дурней меня.