Выглядело так, словно медицина пропустила чудесного целителя в лице Цезаря Миллса. То, что не смогли сделать умы лучших в стране медицинских мужей, очевидно, сделал он, так как Натали прошла в его комнату более чем живо.
Я услышал, как Миллс довольно резко произнес:
— Ты не говорила, что приедешь. Я не ждал тебя. Почему ты не позвонила?
Под прикрытием его голоса я подкрался поближе, так чтобы можно было заглянуть в окно.
Миллс стоял в дверях так, словно он только что зашел в комнату. На его лице застыло угрюмое выражение, а его бледные глаза смотрели жестко.
— Я побеспокоила тебя? — вежливо спросила Натали.
С тревожным выражением на лице она прямо сидела на подлокотнике длинного мягкого дивана, ее тонкие руки сложены на сумочке.
— Я собирался идти спать.
— Неужели? Сейчас еще не очень поздно. Это и есть причина, по которой ты выглядишь так угрюмо?
Он зашел в комнату и закрыл дверь.
— Не в этом дело. Мне не нравится, когда ты вот так вот врываешься. У меня мог быть здесь парень или еще кто-нибудь.
Он поднял стакан, который оставил на столике. Она следила за ним, ее лицо внезапно стало таким же ничего не выражающим, как и лицо манекена в витрине магазина.
— Я не думаю, что мне надо спрашивать разрешения для того, чтобы прийти в свой собственный дом, — тихо произнесла она.
Хотя слова были враждебными, ее тон, несмотря на это, был примирительным.
— В следующий раз я это учту.
Миллсу явно не понравилось это высказывание, но он ничего не сказал. Он вернулся к своему креслу и сел в него. Последовала длинная — чрезмерно длинная — пауза.
Она беспечно поинтересовалась:
— Ты не собираешься предложить мне выпить?
Он даже не взглянул на нее:
— Это твой дом. Это твоя выпивка. Налей себе сама.
Она соскользнула с подлокотника и подошла к столику. Я наблюдал за тем, как она налила в стакан виски на три дюйма и бросила в него кусок льда. Ее узкая, худая спина была прямой, ее руки были тверды, но ее губы тряслись.
— В чем причина, Цезарь? — спросила она не оборачиваясь.
Она все еще пыталась сохранить легкий, подтрунивающий тон, но он прозвучал неубедительно.
— Как долго, ты думаешь, это будет продолжаться? — вопросом на вопрос ответил он.
Она плавно повернулась к нему лицом:
— Как долго будет продолжаться что?
— Ты знаешь — это… — Он обвел рукой комнату. — Как долго, ты думаешь, я буду болтаться у ворот, отдавая честь подобно лакею? Как долго, ты думаешь, я буду пробираться в твою спальню, обходя Серфа, который знает, что происходит, но притворяется, что не знает?
— Но что еще мы можем сделать? — спросила она, хмурясь.