Я выбрал место в полумраке и присел на край большой каменной кадки с петуниями. С этого места я мог беспрепятственно рассматривать Миллса, уверенный в том, что он меня не заметит.
Медленно прошло двадцать минут. Время я знал точно, потому что то и дело я посматривал на часы, думая, как хорошо бы было пойти домой и немножко поспать. Наблюдать за Миллсом, расслабляющимся в кресле, пока я сидел на краю каменной кадки, страдая от боли в голове и спине, было не слишком весело. Но я доверяю своей интуиции, и я настойчив, поэтому я ждал. Спустя какое-то время он отбросил в сторону журнал и встал.
Я надеялся, что он собирается запереться на ночь, но вместо этого он подошел к бутылкам на столике из орехового дерева и долил себе в стакан виски. Наблюдая за тем, как течет из бутылки животворящий напиток, от зависти у меня аж горло подергивалось. Мне было жарко, я устал, и хорошая порция виски помогла бы мне взбодриться.
Затем, когда он вернулся в свое кресло, я заметил, как он напрягся, наклонил в сторону голову и прислушался. Я последовал его примеру.
Тишину ночи потревожил звук быстро приближающегося автомобиля. Миллс поставил свой стакан, подошел к большому зеркалу над камином и взглянул на себя, затем он встал у двери, ожидая.
Снаружи к воротам подъехала машина, потом хлопнула дверца и щелкнула щеколда на воротах.
К этому моменту я был на ногах и отступил назад в густую тень дома. Я услышал, как отворились ворота и звук шагов по дорожке: быстрых, легких — шагов женщины.
Я ждал, прижавшись к стене, глядя из темноты на великолепно освещенный сад. Из-за угла дома действительно вышла женщина: женщина в желтовато-коричневых льняных широких брюках и в свободной зеленой спортивной блузе. Ее голова была не покрыта, и она несла сумочку, сделанную из желтовато-коричневой материи, подходящую к ее брюкам.
Она прошла близко от меня, и я уловил запах ее духов. При лунном свете на ее белом лице залегли резкие тени, на ее губах играла невеселая усмешка.
Она торопливо прошла через веранду в комнату. Как только она исчезла из поля видимости, я достал носовой платок и промокнул лицо и руки. Я больше не чувствовал усталости. Моя голова больше не болела. Я был доволен собой — всегда приятно убедиться, что ты не ошибся, доверив своему предчувствию. Женщиной была Натали Серф.
Там в полумраке и жаре было очень тихо. Где-то вдалеке я мог слышать звук океанских волн, бьющихся о риф у Ист-Бич: тихий звук, который казался громким в царившем безмолвии вокруг меня.
И пока я стоял в темноте, ожидая, что будет дальше, я пытался вспомнить, что рассказывала Паула о Натали Серф. Два года назад произошло дорожно-транспортное происшествие. Мать Натали погибла, а Натали была сильно покалечена. Ее лечил, просвечивал на рентгене и обследовал каждый хоть чего-то стоивший доктор. Серф выплатил сотни тысяч долларов: никто из них не смог поставить ее на ноги.