— Не люблю делать снимки где бы то ни было, кроме своей студии. Мне требуется освещение и фон. Я вижу вас на фоне сверкающего серебра и хрустальных канделябров над головой. Я вижу вас лежащей на тигровой шкуре. Я предложил бы вам откинуться на черные атласные подушки, а на заднем плане развевались бы белые воздушные шары.
— Вы продаете свои фотографии? — спросила я.
— Конечно, — ответил он. — У меня постоянный контракт с журналом «Вог». Но все другие журналы тоже стремятся заполучить снимки, сделанные Джайлзом Барятинским. И, уверяю вас, они платят мне немалые деньги.
Он заставлял меня сидеть, стоять и лежать на ковре. Я ужасно боялась, что кто-нибудь войдет в гостиную. Мое поведение наверняка вызвало бы удивление.
Джайлз отрывисто бросал приказания, и, хотя я чувствовала угрызения совести из-за того, что не помогаю на базаре, не повиноваться ему было невозможно.
Наконец, отсняв, наверное, кадров сто, он поинтересовался:
— Когда вы сможете приехать в Лондон?
— Приехать в Лондон? — тупо переспросила я.
— Я нанимаю вас на работу. Хочу, чтобы вы стали одной из моих фотомоделей. Мне как раз нужна девушка вашего типа. У меня уже есть блондинка и брюнетка. А теперь будете и вы.
— Это невозможно! — ответила я. — Здесь мой дом.
— Не будьте дурочкой, — возразил он. — Вы не можете всю жизнь оставаться в вашем Литл-Паддельдоке, или как там называется эта дыра.
Я рассмеялась тому, что он так забавно переврал название нашей деревни, но тем не менее ответила вполне серьезно:
— Я должна заботиться об отце. Он и слышать не захочет о том, чтобы я уехала в Лондон.
— Мне придется поговорить с ним, — сказал Джайлз, — пойдемте!
Он взял свою аппаратуру, и я пошла за ним.
Мне еще предстояло узнать, что если Джайлз говорит «пойдемте!» таким тоном, то вам не остается ничего другого, как только повиноваться ему.
Я взяла свою шляпку.
Джайлз повернулся ко мне и сказал:
— Не будем терять времени. — А потом добавил: — И Бога ради, когда вернетесь домой, сожгите этот чудовищный головной убор. Меня тошнит от одного его вида.
Когда я смотрю на себя теперь, мне трудно даже вспомнить, какой я была, когда Джайлз впервые увидел меня.
В платье от Хартнелла юбка цвета желтого смарагда заткана тигриными лилиями с блестящими лепестками и тычинками. На спине очень глубокий, доходящий до талии вырез, а корсаж украшен желтыми смарагдами и вышит золотым бисером, что как нельзя лучше подходит к цвету моих волос. Сзади подол платья доходит до пола, а спереди приподнят до щиколотки, приоткрывая желтые атласные туфельки. Ажурные чулки до такой степени прозрачны, что нога в них оголена почти до неприличия.