Будни и праздники театральной жизни
Потом был спектакль по Гончарову — «Обломов», в котором они с Олегом Басилашвили сыграли главные роли, она — Ольги, он — Обломова. Спектакль шел недолго и не был оценен критикой, хотя Доронина считает, что Обломов стал одной из творческих побед Басилашвили. Себя она так не оценивает, ведь ее роль в этом спектакле была не так значима, но работу над ней она проделала огромную. Чего только стоило разучить арию Нормы, которой Ольга в пьесе пленяла Обломова. Таня разучивала эту арию в консерватории, прослушивая запись в исполнении Марии Каллас. Конечно, сравняться с Каллас она не мечтала, но арию выучила, пела ее на итальянском, и пела так, что зрители были уверены, будто пение идет в записи. Билетерши даже просили, чтобы на программке поставили, что поет именно Доронина, а не кто-то за нее. Она было расстроилась, но режиссер, Александр Борисович Винер утешил: «Пусть думают. Ведь это значит, что вы поете профессионально».
Потом из Москвы в Ленинград приехал режиссер Леонид Варпаховский, когда-то работавший в театре Мейерхольда. Позже он работал в Киеве, ставил «Дни Турбиных». Спектакль там трижды не принимали по идеологическим причинам. Теперь его пригласили в Ленинград, в театр имени Ленинского комсомола, для постановки того же спектакля. Варпаховский тут же сделал выгородку, в которую поставил рояль, старинные часы, заполнил репетиционной мебелью, коврами, и начал здесь репетиции. Этот прекрасный режиссер великолепно понимал актерскую природу.
В устроенной им уютной дореволюционной комнате с раскрытым роялем, мелодичным боем часов, чистой скатертью на столе нельзя было говорить грубо, ругаться, рассказывать анекдоты, в ней можно было только «жить по-турбински» — сложно, драматически, смягчая эти драмы и сложности юмором, бережно относясь друг к другу и стремясь к справедливости и честности. Словом, работалось с Варпаховским прекрасно.
Елену должна была играть Доронина, Лариосика — Басилашвили, Турбина играл Окулевич, Тальберга — Рахленко, Шервинского — Косарев, Мышлаевского — Усовниченко. Варпаховский точно подобрал актеров, ансамбль получился замечательный. Но и в Ленинграде спектакль тоже не приняли. Расстроенный Варпаховский перед отъездом подошел к Тане с Олегом: «Я скоро получу в Москве свой театр, буду счастлив работать с вами. Приезжайте». И они расстались «до Москвы», расстроенные не меньше своего режиссера.
Зато в личной жизни в очередной раз повезло — им выделили комнатку в небольшом двухэтажном доме рядом с театром. На первом этаже дома был гараж, столярная мастерская и несколько маленьких комнаток. На втором этаже находилась большая кухня с плитой, которая топилась дровами, и еще несколько комнат. Одна из них, над гаражом, освободилась, и ее отдали Тане с Олегом. Они перенесли туда два своих чемодана. В комнате стоял шкаф, стол, тумбочка и два стула, столяр театра дядя Гриша сделал им из фанеры книжные полки, бабушка Олега из Москвы прислала деньги на тахту, Таня повесила занавески, яркий бумажный абажур — первое их законное жилье стало даже уютным. Если бы в наше время молодым актерам практически бесплатно предоставляли хотя бы такие скромные апартаменты, наверно, они тоже были бы безумно счастливы.