В нижнем правом углу газеты Тривейн наткнулся на сообщение столь бесстыдное, что он не поверил своим глазам. Заголовок гласил:
"Реакция «Дженис индастриз»
И далее:
«Сан-Франциско, 18 декабря. На частных самолетах со всех концов страны в город слетелись представители руководства „Дженис индастриз“. Могущественные персоны собрались на совещание, куда не допустили представителей прессы, чтобы распутать клубок, сложившийся в результате вчерашних трагических событий в Вашингтоне. Одним из значительных событий, ставших итогом этого совещания, называют появление Луиса Риггса в качестве представителя сан-францисского отделения „Дженис“. Риггс, участник войны во Вьетнаме, был главным помощником и старшим бухгалтером в подразделении, возглавляемом Годдардом. Как сообщают, последние несколько месяцев Риггс, обеспокоенный странным поведением шефа, неоднократно обращался с конфиденциальными сообщениями по этому поводу к руководству „Дженис индастриз“. Выяснилось также, что Риггс должен вылететь в Вашингтон для встречи с вновь избранным президентом».
* * *
Началось...
Нет, так дальше продолжаться не может! Он должен положить этому конец. Нельзя оставаться простым свидетелем катастрофы, не заявив о том, что стало ему известно, не объяснив стране, что на самом деле произошло.
Страна же была в панике. Да что страна — весь мир испытывал нечто подобное. Ему одному не погасить всеобщей истерии, не докричаться, пусть даже голосом, полным боли, это он хорошо понимал.
Но знал Тривейн и другое: его реакция будет иной. Она отличается от реакции Филис и детей — сына и дочери. Этих растерявшихся, смущенных стражей будущего.
* * *
Первой новость узнала дочь. Они с братом по случаю каникул были как раз дома. Пэм занималась рождественскими подарками, а Стив делился впечатлениями от первого учебного семестра с друзьями. Энди и Филис сидели внизу, в кабинете, обсуждая планы на праздники.
Филис настаивала на Карибских островах. Прекрасные места, тепло. Энди может наконец отдохнуть на берегу своего любимого океана, поплавать под парусом. Пусть легкий океанский бриз проветрит ему мозги, выдув боль и ярость. Пни снимут дом в Сен-Мартине. Их деньги, о которых столько говорили и вокруг которых было столько шума, пойдут на залечивание ран.
Дверь в кабинет оставалась открытой, откуда-то доносился шум пылесоса: у Лилиан тоже свои предпраздничные заботы.
И вдруг оттуда, сверху, раздались истерические рыдания, крики. Дети звали отца и мать, хоть кого-нибудь!
В одно мгновение одолев расстояние между кабинетом и гостиной, Эндрю ворвался туда. Пэм в слезах стояла посреди комнаты, с глазами, полными ужаса.