— Его не сцапают. Он не брал, я знаю. Насчет Геннадия никто не поручится, а про Авилова я знаю, что ему рукопись не нужна. Он ее ценности не понимает… — она усмехнулась.
— Ты его не ревнуешь?
— Не ко всем. К тебе — нет.
— Немного обидно. К Нине ревнуешь, а ко мне нет… — Зося грустно поглядела в окно.
— Мы с тобой похожи. А она другой породы. Такие вцепляются насмерть.
— Нина хорошая, — вздохнула Зося. — Правильная, добрая.
— Чересчур, — Наташа поморщилась. — Даже противно, какое совершенство.
— А он сказал, что тебе это не дано.
— Саша сказал? Что именно не дано?
— Просто не дано и все. Не знаю что. Я его спрашивала, что ж, разве Нина лучше? Нет, говорит, она не лучше, просто Наталье не дано.
— Увидим, кому чего не дано. Еще не вечер, — бодро тряхнула головой Наталья.
Рукопись, грустно думала Зося, все равно что лакмусовая бумажка. Интересно, что с ней станет делать Александр Сергеевич? Сокровища потому и должны охраняться, что из-за них чуть что — поднимается сыр-бор, заваруха и всякие головы разбитые, и поломанные ребра, и синяки на шее. Лучше уж их не трогать. У государства есть силы и средства охранять ценности, а одного человека на это не хватит.
В это время Авилов, несколько взволнованный событиями, обедал в кафе. Курица, нежная и пристойно приготовленная, подогнув ножку, ожидала его внимания, а зеленый цвет салата успокаивал.
— Прошу вас, Тамара Айвазовна, — он привстал, завидев отравительницу, и пригласил за свой стол. Она села и скорбно сложила тяжелые руки с лиловыми ногтями. Дух вышибу, решил Авилов, но, встретив прямой, мрачно-трагический взгляд, усомнился в своих возможностях. Они увиделись впервые с памятного угощения, от которого Авилов едва не отдал Богу душу, но обрел мир и душевный покой. Тамара глядела на него с брезгливой ненавистью.
— Что-то случилось, что вы так смотрите?
— Я не на тебя смотрю. В себя смотрю. — У нее откуда-то взялся заметный кавказский акцент.
— Что-то там внутри плохое заметили, что наружность так кошмарно переменилась?
— Хватит кривляться, да? Говори, что нужно.
— Смените тон, мадам. Наташа в больнице вашими стараниями, я перенес мучения адские, а еще один человек по вашей милости неудачно упал с крыши. Доказательства есть. Еще одно телодвижение — и вы в неласковых руках правосудия. Социально опасным персонам место за решеткой.
— Нет у тебя доказательств, дурак, — она встала. — Нет, и быть не может. Глуп, как бабий пуп!
Тамара покинула кафе, как эскадра побежденный город. Авилову осталось тайно утешаться, что то, из-за чего греется усатая баба, у него в руках, но, слава Богу, она не знает об этом. Иначе приговор обжалованию не подлежит. Логика здесь, видимо, такова, что длинный украл у Тамары рукопись, а после встречи со следователем, который прочухал, решил избавиться от вещдока. От Тамары нужно сделать громоотвод, чтобы думала, что рукопись у придурка. Пусть там убивает, косенького не жалко. Хорошо бы Зося продолжала шутить шутки про Гену. Авилов зашел за купленной удочкой и направился на озеро перекинуться парой слов с супругом.