Он долго не мог заснуть, перебирая в памяти врагов и интриганов, они тянулись длинной вереницей, всю жизнь, всегда, везде они преследовали его кляузами, интригами, анонимками, но кто из них и чего добивается, понять было невозможно. Он ворочался и вздрагивал, пугаясь порывов ветра за окном. Ночная прогулка привела в панику, он почувствовал себя беспомощным одиноким мальчиком, вспоминал свою мать, простую медсестру из Рязани, случайно закинувшую мальца в хорошую школу, где он старался. Он всегда старался выполнять, что требовалось, быть нужным, уместным, уважал старших. Человек за столом — учитель — казался ему идеалом. Он и сам хотел стать человеком за столом, которого уважают. Никогда никого не критиковал, восхищался теми, кто всего добивался, подражал им, учился. Никогда не отказывался, если что предлагали, быстро осваивался на любом месте, любил женщин, дорогие вещи, любил, когда хвалили, выволочки переносил стойко. Всегда смотрел на того, кто выше по званию, стараясь перенять правильные ходы. Хоть и немного досталось ему от природы — старание, терпение — но он своего достиг. Только уважения нет, и мало радостей… Зависть, интриги. Кто не может терпеньем, добивается своего кознями, рвут зубами. Вот и это райское место испорчено мерзавцами.
Ему удалось заснуть лишь под утро, во сне проходило заседание Думы, на котором он выступал. Во время его речи с места поднялась черная женщина в парандже и выкрикнула: «Акции! Верни акции! Вор! Вор!» Зал зароптал и начал скандировать: «Вор! Вор!»
Спивак вздрогнул и проснулся: балконная дверь была полуоткрыта. На дереве надрывалась ворона: «Кар! Кар!». Он облегченно выдохнул, перевел глаза на столик с веселыми рыжими настурциями и ужаснулся. Рядом с букетом лежала рукопись, высовываясь зловещим рылом из пластикового мешка.
За завтраком он понял, что сон был в руку. Тамара Айвазовна, казавшаяся приятной дамой, глядела на него горящим взглядом. Значит, не показалось. Он вспомнил, что такой взгляд он действительно встречал — у больного, отправленного на пенсию директора авиазавода, с которым столкнулся на учредительной церемонии. Кто знает, может, у них вправду существует кровная месть? Он опасливо оглядел Тамариного мужа и отметил прилично накачанные мышцы. Пора покидать благословенные места, а жаль: пейзажи, красивые девушки, и сама атмосфера волшебно целительна. Но перед этим следует избавиться от рукописи.
Он едва дождался темноты, положил проклятую рукопись в мешок и отправился к реке. Берег был крутым, единственный фонарь перед домом быстро исчез за густой зеленью, он спускался почти на ощупь, придерживаясь рукой за стволы. С реки потянуло холодом, вода была близко. Сзади раздался хлопок, будто кто-то прыгнул сверху, и жесткая рука обхватила горло. Пахнуло табаком, и вчерашний механический голос произнес: «Неси назад, мудак». Алексея Ивановича развернуло, и чем-то укололи в спину. «Тупой попался, — добавил голос. — Еще раз замечу — повешу на дубе том». Сильный удар в спину. Спивак повалился, встал, отряхнул руки, запнулся о мешок и, подняв его, побрел к пансионату, поняв, что избавиться от рукописи ему не позволят.