Биографы как будто дают понять (после полутораста лет усилий!), что мы еще не готовы предложить всю картину шекспировской жизни в ее связности, что добросовестнее будет остановиться на каких-то ее эпизодах, по поводу которых у тебя есть либо особое мнение, либо новые материалы. Это тоже своего рода — по умолчанию — вызов антистрэтфордианцам с их вошедшей в привычку легкостью разгадывать загадки, словно решая ребусы и кроссворды.
Но более убедительным кажется другой путь, предложенный уже упомянутым Джеймсом Шапиро в книге «1599. Год из жизни Уильяма Шекспира». Один год, но во всех подробностях: как и при каких обстоятельствах разбирали старый «Театр»; как из его бревен складывали «Глобус»; какая пьеса была написана на открытие; и почему в этой пьесе — трагедии «Юлий Цезарь» — одна из первых вопросительных реплик: «Иль нынче праздник?» — должна была вызвать в зале взрыв хохота…
В этой книге дан образец современного биографического метода:
воссоздать жизненную ткань в контексте исторических событий, взятых с бытовой подробностью;
восстановить восприятие пьес теми, для кого они были написаны;
изучая биографию, приблизиться к тайне величайшего гения на все времена, но явившегося на свет в свое время — «тюдоровским гением».
Простая мысль о том, что «шекспировская тайна — не в его биографии, а в его произведениях»>{5}, только кажется банальностью, а применительно к тому, как эту биографию пишут сегодня, звучит едва ли не крамольным парадоксом. На него решился один из самых проницательных, хотя и не самых известных биографов — Питер Леви, поэт и переводчик широкого профиля (от латинских поэтов и библейских псалмов до Евгения Евтушенко), прозаик и критик. Его шекспировская биография отличается тем, что она написана поэтом и о поэте — с вниманием к тому, как менялся стиль, набирая зрелость, как в нем рождалось шекспировское или проскальзывало то, что скорее было подсказано поэтической памятью.
В кажущемся парадоксе, предложенном Леви, творческая биография отделена от той, где творчество выносится за скобки; а «тайну» он противопоставляет «загадке». Загадки загадывают антистрэтфордианцы, тайна — цель для шекспировского биографа, который не хотел бы упустить «то, что прежде всего и имеет значение — шекспировское сознание (mind), в котором родились пьесы о Фальстафе, “Гамлет”, “Лир” и “Макбет”…»>{6}. Сказавший эти слова Эмрис Джоунз не написал биографии Шекспира, но создал книгу о культурной почве, на которой произрос этот «тюдоровский гений».
Только помня о творчестве как о тайне, о поэтическом сознании и его культурной среде, можно найти аргументы для ответа на «шекспировский вопрос». Речь не о том, чтобы в пьесах, поэмах и сонетах угадывать прямое отражение жизненных ситуаций. Речь о другом — о том, что творческая эволюция, явленная в этих произведениях, вписывается только в одну биографию, сколь тонкой ни была бы ее документальная основа, — в биографию того, кто родился в Стрэтфорде-на-Эйвоне. Под грузом творчества биографическая основа не рвется — напротив, укрепляется, обретая человеческую реальность.