— А почему вы думаете, что я лгу?
— Ваш голос прозвучал на октаву выше обычного, и вы вот-вот оторвете пуговицу.
Рен тотчас же оставила пуговицу в покое и с недоумением взглянула на нее.
— Не беспокойтесь, — сказал он. — Я здесь не за тем, чтобы причинить вам вред.
— А зачем вы здесь?
— Мне была нужна еда. — Он махнул рукой в сторону термосов. — И место, чтобы переночевать. У меня произошла небольшая авария. Я могу заплатить за ваше гостеприимство. Не отказывайтесь, денег лишних не бывает.
Незнакомец полез в карман.
— Не нужно. — Рен покачала головой. Этот человек был гораздо загадочнее и сложнее, чем та головоломка из пяти тысяч фрагментов, которую она складывала долгими одинокими вечерами.
— Мне не хотелось бы, чтобы вы думали, будто я — нахлебник.
— А я и не думаю.
— Почему?
— Вы не такой.
На его лице появилось странное выражение.
— Вы тоже не такая. Большинство людей спустили бы на меня собак.
— У меня нет собаки, а то я, возможно, тоже спустила бы ее на вас.
— Значит, мне повезло. — Он налил себе чашку кофе и отпил глоток.
— Почему вы оказались в дороге? — спросила она, откидывая со лба мокрую прядь.
— Это длинная история.
— У вас сломалась машина? — Незнакомец глотнул еще кофе и отрицательно покачал головой.
— Возвращаюсь в Аризону. Преимущественно пешком. — Он вынул из кармана мятую двадцатку и положил ее на стол рядом с бумажным пакетом.
— Заберите свои деньги. — Рен скрестила руки на груди поверх мокрого плаща.
— Вы уверены?
Незнакомец покончил с мясом, положил ложку и посмотрел на Рен. И снова она как будто погрузилась в ауру этого человека. Он словно излучал сильные эмоции. С ним случилось что-то очень болезненное, глубоко ранившее его душу. Рен казалось, что она могла бы дотронуться до его страдания, настолько сильно она его чувствовала. Ее пальцы покалывало под перчатками.
— Уверена.
Он убрал двадцатку, и Рен вздохнула с облегчением. Обычно люди пользуются своей интуицией в своих интересах, но ей как-то не приносило счастья умение чувствовать в людях то, чего другие не заметили бы.
Незнакомец приподнял голову, и яркий свет от голой лампочки осветил широкий длинный шрам за его правым ухом, проходящий через всю шею и исчезающий за воротом рубашки. Судя по красному рубцу, рана была серьезной и лечить ее, вероятно, пришлось долго.
Этот человек, очевидно, когда-то получил серьезные ожоги. Был пожар? — гадала Рен. Или тут что-то другое? Да, наконец решила она. Он пострадал в результате катастрофы, как и я.
В его душе гнездилась боль, которую остро ощущала Рен. Насколько глубоки были его душевные страдания? Ей захотелось задать ему миллион вопросов, но он взглянул на нее так, что Рен не вольно прикусила язык.