— Так она, Ирина Игоревна, совсем не из тургеневских. Она, скорее, из серии «смерть на взлете». Только перспектива в жизни появилась, а тут — «ба-бах», — я изобразила пальцем пистолет.
— Ну, скажешь тоже перспектива, — Амалия вступилась за Лару с Ирой, — это трагедия. Настоящая женская трагедия.
— Вторая по силе после Анны Карениной? Или первая, может быть? — я изобразила руками весы.
— Вот Вы, молодые, всё так с ног на голову и хотите перевернуть! — Амалия поставила на стол конфеты.
— Хорошо, не будем добавлять деготь в шампанское, — я полезла за конфеткой.
— Не будем, — Ирина упорно продолжала гнуть свою линию. Ее в этот вечер очень волновала судьба Ларисы. — Мне один момент в пьесе очень нравится, когда она говорит Паратову: «Вы мне скажите только: что я — жена ваша или нет?».
Мы с Амалией поняли, что пока Ирина Игоревна не выговорится, разговор про «Бесприданницу» не закончится.
— А мне нравится, — Амалия решила выступить катализатором, — «Вы мне фраз не говорите».
Они посмотрели на меня, мол, твоя очередь.
— Ну, вы сами этого хотели, — я глотнула пузырчатого напитка, — а мне нравится больше всего фраза — «Для меня невозможного мало».
— Это ж не Лариса говорит, — Ирина сказала каким-то несвойственно ей низким голосом.
— Ну, да. Кнуров. Так Ларису слушать-то нельзя, если только она не поет, как в фильме у Рязанова. На нее смотреть надо. А полезные для жизни фразы там другие персонажи говорят, — и я посмотрела на них с вызовом.
Амалия подошла к окну.
— А ты права, девочка, потому и живем мы трудно: ты — по-своему, а мы с Иркой — по-своему, но всё одно — трудно, — Амалия отвернулась от окна, — а тебя там ждут.
Ирина испугалась, что пришел ее муж, и в мгновение протрезвела.
— Ирка, не суетись, это к девочке нашей кавалер, который порши любит, пришел.
Александр дежурил возле дома Амалии. Пешком. Порш не маячил из-за кустов. И из-за деревьев не маячил. Странно. Он курил и что-то там себе думал. Я вышла и не произнесла ни слова.
— Пошли, провожу, — он затушил сигарету.
Я вспомнила, как мы пытались выяснять отношения во время диспута. Или мне казалось, что мы выясняли отношения. Или это я пыталась выяснить с ним отношения. Отношения, которых нет. Потому и выяснить ничего не удалось. Конечно, я не слишком пыталась ему помочь. Даже наоборот. А если всё начинается с бесконечных наводящих вопросов и объяснений, то зачем такое «всё» начинать? Но скомканное начало не освобождает от внятного прощания.
— У нас ничего не получится, Саша, — я стояла к нему боком.
— Почему? — он изучал мой профиль.