— Это Чайковский или, как у вас принято, кто-то из друзей хорошо сделал под него? — хотелось разогреть его перед приемкой лестницы.
— Это Чайковский, — Петрович сказал спокойно и чуть грустно.
— Почему не ответили колкостью?
— Не расположен.
Нас позвали принимать работу.
— Ну, как? — мой голос торжествовал.
Темного дерева с широкими ступеньками и перилами, лестница на высоте метра от пола исчезала в стене. Петрович поднялся на пару ступенек и присел. Потом прислонился к перилам. Потом попросил принести его кофе с балкона. Я поднялась выше него еще на пару ступенек. Поставила рядом с собой бокал и тоже прислонилась к перилам, только с противоположной стороны ступенек.
— Удивительно, — он говорил то ли себе, то ли чашке кофе, потому что мне он так не говорил никогда.
Я боялась спугнуть незнакомого мне Петровича.
— Удивительно вообще или что-то конкретно? — я таки решилась поддержать диалог.
— Вроде бы должен был получиться холод. Я думал, что жить здесь будет нельзя. В такой прохладе и неуюте. Недомашние стены. Слова под ногами. А вот сижу на лестнице в никуда, и хочется не к обоям и паркету, а завернуться в теплый плед, налить коньяку и быть в этом холоде.
— А как же диван?
— Разве о нем речь? В моем доме Чайковский слушаться не будет.
— А Вы пробовали?
— Глупо прожить в доме тридцать лет и вдруг начать слушать Чайковского.
— Глупо прожить в доме тридцать лет и начать скрывать, что хочется слушать Чайковского. Если дело только в нем, конечно.
Сидеть дома, пока шел ремонт, было невозможно. Я бродила по городу. За два дня город был исхожен вдоль и поперек. Оказалось, что делать здесь нечего. Настолько нечего, что остается начать искать работу. Меня мне оказалось слишком много. Конечно, я хотела остаться наедине с собой, но не так много и не так вдруг. Совсем без подготовки — оказалось слишком. Меня от меня не отвлекало ничто. Даже сотовый телефон. Уже несколько дней как я жила без него. Другие звонят, разговаривают, а меня даже не тянет. Нисколечко. Наверное, заядлые курильщики, когда бросают курить, также считают дни и анализируют свое самочувствие.
«Ремонт закончится, — рассуждала я, — посижу я дома день, неделю, а потом? Так и сидеть в четырех стенах? В принципе, ничего в этом страшного или противного нет. Только, пусть и медленно, но закончатся деньги».
Эта мысль потрясла так же, как отсутствие логики в сказке «Курочка Ряба». Воздух, вода, деньги и сказки — столь естественные природные ресурсы, которые не могут закончиться, пока человек дышит, пьет, совершает покупки и на веру принимает сказки.