— Так может, оно и к лучшему? — успокаивающе произнёс я.
— Ты не понимаешь, — покачала головой Катя. — Своей подписью я фактически вывела Серёженьку за круг семейства Вяземских. И чёрт бы с ними, если бы не наследство.
— О каком наследстве ты говоришь? — переспросил я. — Ведь если я всё понял правильно, половина всё равно остаётся за вами?
— То Серёжино наследство, а то наследство Вяземских.
— Стоп! — моё сознание штормило. — Будь любезна, поясни, в чём тут прикол?
Екатерина посмотрела на меня, видимо тоже заметила приближение шторма и потому без лишних слов исполнила просьбу.
— Когда я говорю про Серёжино наследство, я имею в виду наследство, оставшееся после моего покойного мужа. Когда я говорю о наследстве Вяземских, я имею в виду банковскую ячейку, ключ от которой хранится в нотариальной конторе.
Катя замолчала. Похоже, мне предлагают поиграть в вопросы-ответы. Ладно, мы не гордые.
— А подробнее нельзя: что за ячейка и какое отношение к ней имел твой покойный муж?
И опять вздохи поперёд ответа. Спокойно, Ипполит, спокойно…
— Шкатулка, вернее небольшой ларец, принадлежала прадеду мужа и его полному тёзке Сергею Сергеевичу Вяземскому. Дворянин по рождению и офицер по призванию, прадед Сергея воевал против большевиков в составе «Каппелевского» корпуса. Участник Великого Сибирского Ледяного похода. После перезахоронения гроба Каппеля в Харбине осенью 1920 года эмигрировал в Америку и в конечном итоге обосновался в Рагвае. Перед смертью передал ларец своему старшему сыну, деду Сергея. Воля умирающего в отношении ларца была, мягко говоря, странной, но исполняется и по сей день. Ларец запрещено открывать до определённой даты. Хранителями ларца назначались прямые потомки прадеда моего мужа. При этом в случае отсутствия у хранителя сыновей ларец передавался старшей дочери, которая обязательно должна быть замужем за потомком русского офицера. Волей первого хозяина ларца, открыть его может только мужчина. Дед Сергея поместил ларец в банковскую ячейку, а ключ передал на хранение в нотариальную контору. При каждой смене хранителя ячейка открывалась, сохранность ларца подтверждалась, и ячейка вновь запиралась. Последний раз ячейка открывалась после гибели Сергея в моём присутствии.
— То есть, на данный момент хранительницей ларца являешься ты? — уточнил я.
— Да, — кивнула головой Катя.
Как-то само собой в разговоре возникла пауза. Я обнял Катю, она положила голову мне на плечо, и мы замерли, размышляя о плотском, но не о плоти. Сколько мы просидели в уютной для обеих позе, не скажу, но молчание точно прервал я.