— Почему у тебя белые пятна ниже спины? — продолжала она. — Их по крайней мере восемь или десять.
Прошла вечность, прежде чем Эдуардо заговорил. В его глазах читалась внутренняя борьба. Шея была напряжена, зубы стиснуты.
— Это ожоги.
— Ожоги? — переспросила Белла. — Какие ожоги?
— От сигарет.
Глаза ее округлились от ужаса.
— От сигарет? Но как они?.. О боже! — Она закрыла рот руками, боясь произнести хоть слово.
— Умно, правда? — В голосе Эдуардо слышалась горечь. — Он прижигал их там, где никто не увидит. Он не мог позволить себе оставлять следы там, где их легко заметить. Ему не нужны были расспросы.
При мысли о маленьком мальчике, о тело которого тушили сигареты, у Беллы на глаза навернулись слезы. Какие еще ужасы он пережил? Вот почему Эдуардо никогда не рассказывал о своем прошлом. О таком невыносимо вспоминать.
— Твой отчим бил тебя? — спросила она.
Его губы сжались.
— Да, бил, — кивнул Эдуардо. — Но с матерью он поступал хуже. С ней он вел себя, как последняя скотина, а я не мог ничем ей помочь. Он ее мучил, пока она не сдалась. Моя мать выпила таблетки. И я нашел ее…
Белла ужаснулась. Как это страшно — найти свою мать мертвой. Единственный человек, на которого маленький Эдуардо мог положиться, оставил его под опекой сумасшедшего. Это противоестественно — подвергаться насилию в таком юном возрасте. Он, должно быть, был напуган и абсолютно одинок после смерти матери.
— Извини… — сказала она, еле сдерживая слезы. — Это, наверное, было ужасно. Я даже думать об этом не могу. Как ты все это пережил?
— Не трать свои слезы, — грубо оборвал ее Эдуардо. — Мне не нужна ничья жалость.
У Беллы сжалось сердце, когда она представила себе маленького мальчика-сироту, у которого, кроме отчима-садиста, никого не было: ни отца, ни бабушки с дедушкой, ни каких-нибудь дальних родственников.
Никого.
Неудивительно, что Эдуардо вырос таким независимым. Ему не на кого было положиться с раннего детства. Он никому не доверял. Ему никто не был нужен. Он никого не любил.
— Как все закончилось? — спросила она.
— Органы опеки вмешались, когда мне было лет десять, — ответил он. — Учитель в школе заметил, что я себя плохо чувствую. Я не ел тогда неделю. И они отправили к нам социального работника.
Ее нижняя губа дрожала. Она пыталась сдержать эмоции.
— Извини…
— Это в прошлом, — твердо проговорил Эдуарде. — Хотелось бы там все и оставить.
— А как насчет справедливости? — не унималась Белла. — Твоего отчима арестовали за избиение несовершеннолетнего?
— Он внушил органам опеки, что я трудный ребенок и меня невозможно контролировать. Сказал, что я бунтарь, что у меня расстройство поведения или что-то вроде этого. Дело в том, что я не знал, как себя вести. Я был неконтролируем. Порой я вел себя, как дикий зверек. Внутри меня скопилось столько гнева, что я постоянно попадал в неприятности и становился причиной проблем везде, куда бы ни попал.