– Любушка, а ты где мне постелишь? – вкрадчиво поинтересовался Петр Сигизмундович, когда они пришли домой. – Я уж больно устал, хотелось бы отойти ко сну.
– Сейчас… вот постель новую дам… – засуетилась Люба. – Вон в той комнате и лягете.
– А чего это в той? – оскорбился гость. – И чего это я «лягете»? Нет такого слова в русском словаре. Надо говорить «лягешь», мы ведь с тобой уже на «ты» перешли. Поэтому стели вместе.
– Вместе?! – ужаснулась Люба. – Да ни за что! Я не такая! И вообще… вам, мужикам, только б спать вместе, а вот о любви…
– Я люблю тебя, Люба! – мгновенно сориентировался гость, и хозяйка задумалась.
Где-то в самой глубине ее души шевелился маленький зародыш новой любви, убивать который она посчитала варварством…
Утром Люба проснулась счастливой… Ну да, так же во всех книжках пишут: когда у мужчины и женщины сердца начинают биться в унисон, когда глаза горят огнем любви, а губы ищут поцелуя… Господи, чего только не напишут. Где там слушать, как бьется сердце этого самого мужчины, да и что она, Люба, доктор разве, чтобы сердце прослушивать? Глаза горят… Нет, ну если заглянуть в опухшие зенки получше… А уж про поцелуй! После вчерашних возлияний!
И все же она проснулась счастливой, потому что сегодня некогда было валяться, надо было скорее нестись кормить скотину, а потом… Потом готовить завтрак для мужчины! А не только для одной себя.
И она быстро управилась со всем: и со скотиной, и с завтраком. Сегодня Люба сделала блины. Да! Чтобы ее мужчина не подумал, что она лентяйка какая-то. И потом, блинчики с творогом и сметаной с утра – это ж куда лучше?
Петр Сигизмундович оценил. Во всяком случае, сегодня с утра у него блестели глаза, из уст постоянно вылетали комплименты: «Эх, и кому ж такое сокровище достанется?», «И куда ваши мужики смотрят?», «Верно говорят, не родись красивой, а родись хорошей хозяйкой», а рука то и дело щипала женщину за выпуклости туловища.
Та принимала комплименты и щипки, как полагается воспитанной барышне: прилежно краснела, румянилась, шлепала охальника по рукам и игриво сверкала глазами. По всему было видно, наступал новый период в жизни Любки Индюшкиной.
Коровины же изо всех сил старались вернуть устои старого периода, где глава дома не заглядывался на деревенских соседок, а исправно любил только супругу, приносил в дом всю пенсию и не слишком тревожил семью своими подвигами. То есть вел себя согласно возрасту и воспитанию. Михаил Иванович отчаянно сопротивлялся, но женщины действовали как-то слишком хитро, и мужчина все сильнее запутывался в семейных сетях.