Бумага произвела в Атаманском дворце чрезвычайно сильное впечатление. Отправленный в станицу Заплавскую конный отряд из одиннадцати офицеров под командованием сотника Федора Реброва был снабжен помимо трехдневного провианта и запасных лошадей полевой мортирой. Отряду было приказано «дать из орудия пробный выстрел по наружным фортификациям инженерского города».
Результаты экспедиции стали известны очень скоро. Наиболее внятно о них сообщает секретарь де Волланта Гаспаро Освальди, чей журнал спустя несколько лет очутился среди материалов дела.
«Секретный поход казаков, начавшийся сегодня утром, — записал итальянец 9 февраля 1805 года, — обратился в битву с неистовым ветром, которая продолжалась четыре часа и завершилась победой стихии. Отряд смог продвинуться степью на северо-восток лишь до ближайших холмов, различимых на горизонте с дозорных башен Черкасска. Всадников остановила потеря командира, получившего смертельное повреждение шеи при падении лошади на льду. Однако во дворце никого не смущает гибель лейтенанта Реброва. Здесь замышляют новую экспедицию. Как сказал мне сегодня господин Бельтрами, она состоится через неделю».
О новой экспедиции, для которой асессор Зверев проложил на карте иной маршрут в надежде обмануть лед и ветер, через неделю уже не могло быть и речи. Катастрофа, обрисованная в журнале Гаспаро Освальди, помешала осуществлению замысла.
«>Черкасск, 16 февраля 1805 года. Лед повсюду. Мороз не ослабевает. Северо-восточный ветер достиг последней степени жестокости. В грубом дворце Верховного правителя страны казаков грохот и скрежет не утихают. Кажется, что свирепые бесы разрывают дворец на части. Железные листы его кровли отрываются один за другим. Ветер ломает стропила. Из южных окон дворца видно, как улетают прочь разнообразные обломки нашего убежища».
Это была последняя запись, в которой Освальди проставил дату и указал точное место своего нахождения.
Дальнейшие записи, как сформулировал в 1818 году атаман Адриан Денисов, при котором журнал итальянца попал в распоряжение войсковой канцелярии, «производились в неизвестное время в неустановленном месте».
6
Запись № 1.
«Сегодня Император принял меня благосклонно. Он не затребовал от меня никакого подарка. Если бы это случилось, я вынужден был бы ответить ему отказом в присутствии многочисленных вельмож. Но Император словно знал, какая участь постигла серебряную табакерку с портретом моего прадеда Герардо. Я нес ее с собой на аудиенцию, мысленно простившись с этой семейной реликвией, как простился со многими другими предметами, столь же для меня драгоценными. Я утешал себя лишь той мыслью, что никому, кроме Императора, еще не удавалось добиться от меня подношения. „У меня есть одна вещь, достойная внимания, но она предназначена в подарок Его Величеству“ — так отвечаю я всякий раз, когда кто-либо приступает ко мне с грозным требованием подарка, что происходит здесь беспрестанно. Я воспользовался спасительным заклинанием и сегодня. Лицо чиновника, который сопровождал меня из тюрьмы во дворец, показалось мне знакомым. Однако я предпочел не заводить с ним разговора. Думая о предстоящей беседе с Императором, я решил поберечь свои силы, а также силы моего нового переводчика, весьма обходительного молодого человека по имени Дайр, состоящего на службе в Императорской канцелярии. Мы уже находились во дворце, когда чиновник вдруг объявил, что я должен что-нибудь подарить ему. Я показал ему на ладони табакерку и произнес свое заклинание. Но оно не возымело никакого действия. Чиновник взял табакерку, отдал ее своему слуге и надменно посмотрел мне в глаза. Затем он выговорил несколько слов. Дайр перевел мне их так: „Тебе следовало бы найти для великого Императора Туге что-нибудь получше!“»