— Михаил Семенович! Проснитесь! Там такое… — потряс профессора Готлиба за плечо ассистент.
Готлиб закряхтел и повернулся на другой бок. Ничего «такого» в этой бездарной и бессмысленной экспедиции быть не могло. Ничего, кроме кровожадной мошки, способной, наверное, сожрать за десять минут целую корову. Ничего, кроме комаров размером с откормленную дворнягу, ничего, кроме пота и водки. Да еще пыль, грязь и камень.
Поперся на старости лет.
— Пшел, — предложил Готлиб ассистенту.
— Михаил Семенович! — тот не сдавался. — Михаил Семенович! Бур провалился! И мы что-то нашли!
Профессор раскрыл глаза. Сквозь брезент палатки просачивались первые лучи восходящего солнца. У изголовья валялась пачка анальгина и граненый стакан. Рядом лежала общая тетрадь с его теоретическими выкладками. Когда экспедиция закончится, он сможет мелко порезать эти клетчатые листочки, заправить их подсолнечным маслом и сожрать. Зря потраченное время. Потому что если Готлиб посмеет представить свои теории в Академии наук, там научные оппоненты поместят в него эту тетрадь уже своим способом. Ректально.
— Михаил Семенович! — отчаянно протянул ассистент. — Люди всю ночь работали… Вас только в последний момент уже стали будить, когда поняли, что нашли…
— Что нашли? — наконец очнулся профессор.
— Мы не знаем!
Готлиб вскинулся, зябко обнял волосатые плечи, выдохнул.
— Ладно. Иди там… Я сейчас. Соберусь…
Неужели они нашли то, за чем ехали в эту идиотскую экспедицию? Экспедицию, из-за которой он поругался с женой. Из-за которой пошел на обострение со своим хроническим простатитом и остеохондрозом… А ведь вроде научились мирно сосуществовать за последние двадцать лет! В экспедицию, из-за которой Готлиб после мирной кабинетной работы решился снова выбраться в поле.
И зачем ему это все было?
А затем, что довольно успешный и довольно признанный доктор геолого-минералогических наук, профессор Михаил Семенович Готлиб, советский и российский ученый, совершенно не был доволен своим положением. Он шел в науку, чтобы стать великим. Чтобы сделать открытия, которые смогли бы перевернуть мир. А наработал, в лучшем случае, только на полторы строчки в энциклопедии. И случись ему откинуть копыта, эти бессмертные ослы в Академии наук еще придут потоптаться на его могиле, а потом сделают все возможное, чтобы статью в полторы строчки даже не включали в переиздание! Вражье…
— Господи, да что же там такое?! — вскрикнула на улице девушка.
Бабы.
Готлиб натянул портки, посадил на нос очки — как у Киссинджера, напялил накомарник и ткнул непослушные ноги в резиновые сапоги. Век бы он не видал этой полевой романтики! Отчего-то, когда с возрастом становится невозможно крутить башкой по сторонам, пропадает и желание ею крутить. А какой у него замечательный и уютный кабинет! Там тепло и нет клещей, и нет мошки, и сортир в десяти шагах по коридору, и, чтобы вскипятить чаю, не надо посылать никого за водой к реке…