Хотя Горни тоже работал в шахте, со смены он редко приходил усталым. Во всяком случае, не таким, как мой отец, который сразу набрасывался на еду, а дядя Харальд, деверь моей матери, член производственного совета, каждый раз качал головой, когда речь заходила о Горни.
– Ленивая свинья! Трется позади вагонетки, пока остальные вкалывают. В забое ходит такой анекдот: что делает Горни в конце рабочего дня? Вытаскивает руки из карманов.
Однако он был домовладельцем, и когда мой отец спал, он косил газон, подвязывал розу на деревянную решетку, окулировал садовые деревья. Или следил, как его дети пололи сорняки, чистили ботинки или складывали в стопки дрова. Поленья должны были лежать крест-накрест, носки сапог не выступать за край полки для обуви, и упаси Господь, если кто из детей принесет двойку. Он заставлял провинившегося лечь в подвале на козлы, спускал ему до колен штаны и вытаскивал из петель свой широкий ремень. Он бил спокойно и методично, удары были слышны в саду. Но редко, когда больше четырех или пяти раз.
Раздался треск колец, и позади меня занавеска поехала в сторону. Но я не обернулся, даже когда постучали в стекло. Оконные рамы недавно покрасили, и краска на солнце залипла. Рамы издали много шума, когда Маруша потянула за ручки.
– Эй, ты, поросенок, подвинься!
Я отодвинул стул немного в сторону, а она уселась на подоконник, согнула колени и заерзала на попе. На ней были красные тренировочные штаны и мальчишеская майка без рукавов, ноги она поставила на наш стол.
– Ну, ты. Разве не надо сказать «доброе утро»?
Я кивнул. Майка на грудях натянулась, ткань в этом месте казалась тоньше, и, хотя ей было всего пятнадцать, на предплечьях у нее было много темных волосков. Она скрестила руки на коленях и зевнула. При этом она запрокинула голову, и стали видны пломбы на зубах, две штуки. Нет, три.
– Боже, я так погано спала. Такая духотища в комнате! Как в инкубаторе. Сигаретки не найдется?
– А чего же ты не открыла окно?
Каштановые локоны растрепаны.
– Чтоб ты залез ко мне, да?
– Я? С чего это? Что я у тебя забыл?
Она протерла большим и указательным пальцами глаза. От нее почему-то пахло ванилью.
– Ну, это я тебе как-нибудь покажу… Так как насчет бычка?
Я покачал головой. Мне нравились веснушки у нее на носу, маленькая ямочка на подбородке и голубоватые тени под глазами. Она отличалась от своих сестер и братьев с прямыми белокурыми волосами, как у Горни. Но он и не был ее родным отцом. Называл ее Мария. Она посмотрела на нашу кухню, на буфет рядом с раковиной.
– А там что?
– Это моей матери. Можешь попросить у нее, может, она и даст тебе одну.