Помрен поднял голову и удивленно вскинул брови, когда я протянул ему пачку Stuyvesant.
– Осталась там одна…
– Правда? Черт побери! – Его рука немного дрожала. – Тогда ее надо немедленно припрятать в надежное место, да? Вы тут все еще малолетки.
Достав сигарету, он сунул пачку в карман. Потом отломал фильтр, прикурил и, затягиваясь, откинулся назад, прислоняясь спиной к доскам. Дым лениво потянулся над травой к верхушкам деревьев. Лучи солнца пробивались сквозь ветки, в воздухе уже чувствовалось дыхание вечера, и пока Помрен делал глубокие затяжки, я почистил о скамейку свой нож. Молча мы смотрели на кошку. Она лежала перед нами в дрожащем пятне света, спокойно дышала, иногда открывала свои светлые глаза и поглядывала на нас снизу вверх. И вдруг мы как будто заглянули в тайну жизни. Под ее шерстью шевелились котята.
Ночью было душно. После того как меня разбудил какой-то шум, может, хлопнувшая в доме дверь, я больше уснуть не мог. У сестры была аллергия на комаров, их укусы приводили к нарывам, от этого у нее поднималась температура, поэтому окна держали закрытыми всю ночь. Я немного отодвинул занавеску. Луна была почти полной, и в ее свете было видно, что Софи вспотела. Прилипшие к вискам светлые волосики казались темными, а из носа текли сопельки. Но спала она спокойно, обняв своего желтого плюшевого мишку. У него был только один глаз, да и тот висел на ниточке.
Я сел на край кровати. Стакан на ночном столике был пуст, и я соображал, не попить ли мне водички из лейки, стоявшей за кактусами. Половицы скрипели, я боялся разбудить Софи. Тогда я пополз по кровати. От изножья до двери всего лишь один шаг.
В крохотном коридорчике висели штаны отца. За край правого кармана зацеплены велосипедные зажимы для брюк. В большой комнате половицы тоже поскрипывали, но здесь лежали ковровые дорожки, и скрип был не таким громким. Густая листва деревьев за окном не пропускала сквозь занавеску свет уличных фонарей, и в дальнем углу было так темно, что почти ничего, кроме безжизненно холодного экрана телевизора, я не видел, поблескивали только буквы, Loewe-Opta. На спинке дивана лежали сигареты и зажигалка, и, когда я уже было собрался пойти на кухню, я заметил, что входная дверь стоит открытой на целых два пальца. Я осторожно прикрыл ее.
В сушилке полно вымытой посуды. Стаканы и мисочки для салата поблескивали в лунном свете, и я, остановившись перед буфетом, смотрел в сад, где доски забора отбрасывали серые тени, и потом еще дальше, до Ферневальдштрассе. Улица была пустынна. Под фонарями в сторону рудничной вышки пробежала лиса.