Конечно же я слышала, голос нашей домоправительницы просто нельзя не услышать, это не голос, а орга́н, а воюет фрау Грюндлер с пьянчугами, которые после полуночи вываливаются из «Гларнера», это пивная возле нашего дома, и, прежде чем найти, с налитыми пивом глазами, дорогу в сторону своего жилья, обязательно должны помочиться у липы; когда наша сестра, свежеумытая и прифрантившаяся, выходит утром из дома, в нос ударяет такая крепкая вонь, хоть стой, хоть падай, куда это годится? (тут Суринам заливается тонким лаем, который напоминает птичьи трели, это он реагирует на возмущение своей мамочки, я вытираю слезы от смеха); я уж устроила нынче утром хозяину «Гларнера» головомойку, так ему и сказала: яйца отстрелю этим обормотам, если он опять даст им упиться в стельку! И фрау Грюндлер, засунув рогатку в карман, допивает кофе, говорит, это лучше, чем аспирин, и с неожиданной энергией поднимается со стула, ну что, пошли?
Я беру ее сумки, набитые продуктами, и мы идем вверх по лестнице, фрау Грюндлер, поднявшись на пару ступенек, останавливается, тяжело дышит, уперев руки в бока, знаете, фрау Котчи, этот Фреди все-таки законченный эгоист, каждый раз, когда я тут мучаюсь, ползу наверх, он стоит на два-три пролета выше и ухмыляется, глядя на меня, а я ему перечисляю все наши позорные места, показываю, где обои висят, вот, посмотрите, фрау Котчи, вот тут и тут! А эти трещины, а пятна сырости, и фрау Грюндлер, взяв меня за руку, показывает самые неприглядные углы, ну, скажите, фрау Котчи, имеет право такой человек жить на свете? У него есть дом, а он его запустил до того, что дом этот вот-вот развалится, расползется, как сгнившая груша, хотя груша, скажу вам по секрету, не всегда была сгнившей. Знаете, сколько я здесь живу? С шестьдесят пятого года, Вестштрассе тогда была не улица, а конфетка, с чудным воздухом, с зеленью, вся засажена деревьями, как вы думаете, чего я так упорно борюсь за эту липу перед домом? Я, несмотря ни на что, все еще люблю этот квартал, этот дом… вы-то меня, конечно, понимаете, фрау Котчи. О, конечно! и фрау Грюндлер, расчувствовавшись, похлопывает меня по руке.
Пока мы поднимаемся, Сури носится по лестнице вверх и вниз, то обгоняет нас, то бежит назад, мельтешит под ногами, ах ты, шмакодявка бессовестная, смеясь, ворчит на него фрау Грюндлер; пока мы добираемся до ее квартиры, я успеваю много чего узнать, и не только о владельце дома, капиталисте Фреди (который, голову даю на отсечение, надеется, что со временем транспорт пустят по другой улице и тогда он сможет продать этот ветхий дом втридорога), но и о хозяине пивной «Гларнер», который, как предполагает фрау Грюндлер, имеет долю еще в двух заведениях, что повыше по улице, девки там так и вертят задницами; я узнаю, что мой сосед – швейцарский француз, вроде человек неплохой, только немножко сдвинутый, берет всякие сезонные работы, а вообще, не знает, что делать со своими руками, кроме как упражнять их на гитаре, наверняка вы его уже слышали, да? Я вам вот что скажу: скоро уже не встретишь такого квартиранта, который знал бы, что такое