Да, про Ибою-то я чуть не забыла, про Иби, так ее все звали; ей жилось несладко, отец ваш ночевал где-нибудь в парке, на скамье, у реки, у какого-нибудь приятеля, а дома почти не появлялся. Иногда ко мне приходил, чаще всего ранним утром; сынок, спрашиваю я, что тобой творится, ничего, говорит; а раз, в феврале это было, сугробы намело в полметра, он пришел, сел у печки, руки замерзшие растирает, у Иби ребенок будет, говорит, а сам на меня даже не смотрит. Значит, отцом станешь, говорю я, но не сразу, а через минуту, очень уж безрадостным показался мне Миклош; почему у вас все так плохо, у тебя с Ибоей? У нее своя голова на плечах, ответил он, я попросила было объяснить поподробнее, но он молчал.
Так ничего больше мне и не сказал.
Ничего; мамика разогревает сковороду с жиром, бросает туда лук, солит его, пора ставить суп, а то он не сварится, пока родители ваши вернутся, Номи подает мамике миску с зеленью, фасолью, морковью, петрушкой, я приношу воду, подаю мамике кувшин, заправка на сковороде шипит, когда мамика льет туда холодную воду, ну вот, а теперь дайте мне посидеть минутку, говорит мамика, она, пока рассказывала, совсем, видимо, погрузилась душой в эти давнишние дела, которые окружили ее пеленой куда более плотной, чем запах заправки для сегодняшнего супа, и мамика смеется и вытирает свои серо-голубые глаза.
Янка родилась первого октября, погода была для осени непривычно теплой, и в этот день дядя Мориц сломал стул о голову отца, потому что тот сидел у одного из своих приятелей, пьяный, грязный, Мориц дергал его за шиворот, за волосы, за уши, по-хорошему старался уговорить, умолял, даже поцеловал, но отец ваш ничего уже не соображал. В общем, Ибоя лежала в родильном отделении, а Миклош – в той же больнице, в мужской палате, с разбитой головой; это я виноват, я ему жизнь сломал, сокрушался Мориц, и знаете, девоньки, что я сделала? – я стала кричать на него: хватит, замолчи, не надрывай мне сердце, отругала его последними словами и сказала, с сегодняшнего дня оставь Миклоша в покое! Мориц со мной после этого долго не разговаривал, и я уже была уверена, что они с Миклошем никогда больше не помирятся, и в самом деле, много времени прошло, пока они помирились.
С отцом вашим я тоже поговорила, постаралась убедить не оставлять Иби с ребенком одну, без поддержки, еще раз попробовать жить с ней как муж с женой; он, с забинтованной-то головой, посмотрел на меня и сказал: ради вас, мамика, попробую, и в самом деле, после этого бросил он пить, больше не видели его по ночам на улице, а я спрашивала Господа Бога, надолго ли это, хотя и сама знала, что не надолго, и вправду, пару месяцев прожил он с Ибоей, а потом совсем ушел от нее и подал на развод.