— Прости, — улыбнулась она. — Я задумалась.
— Я заметил. Готова?
— Абсолютно. Садись здесь. Да, да, именно так.
Он сел на указанное ею место, и, когда снял платок, украшавший волосы, и освободил пышную шевелюру, Элла с трудом поборола искушение поцеловать его.
Она не нарушит установленного им правила — никакого физического контакта за пределами спальни. Он объяснил, что в соответствии с протоколом министры и помощники, бесшумно передвигающиеся по многочисленным коридорам дворца, не одобрят его флирта с новоиспеченной женой. Элла все поняла. В очередной раз она убедилась, что Хасан пытается соблюдать дистанцию. Он поднял глаза:
— Что я должен делать?
Она рассмеялась:
— Ты сам знаешь. Тебя ведь уже рисовали.
— Но художниками всегда были мужчины, а не женщина, проводящая ночи в моих объятиях.
— Ты можешь не говорить о сексе? — Она начала совершать быстрые движения карандашом по бумаге.
— Но почему?
— Потому что от этого у тебя на лице появляется совсем другое выражение. Твои глаза затуманиваются, а губы напрягаются.
«И не только губы», — мрачно подумал Хасан. Он наблюдал за движением ее руки и вспоминал наброски, которые видел в ее доме в Лондоне. Натурщица на них была слегка не в его вкусе, но техника исполнения была великолепна.
— Ты никогда не училась этому по-настоящему? — спросил он.
— Нет.
— Но почему?
— У моей семьи не было денег на художественную школу.
— Я думал, у твоего отца неплохое состояние.
— У него их было несколько, но он все потратил. Не забывай об алиментах.
— Он известен своей любвеобильностью, — заметил Хасан.
— Нашел чем удивить, — горько ответила Элла. — Еще он известен жаждой легкой наживы и отсутствием интуиции в сфере инвестиций. Поэтому в нашей семье никогда не было лишних денег. Все наши средства были лишь временны.
Хасан прищурился:
— Понимаю.
— Не думаю. — Элла приложила палец к губам, призывая его немного помолчать.
Естественно, ему неизвестно, каково это — не иметь денег, чтобы оплатить коммунальные услуги, или открыть холодильник, обнаружить в нем лишь банку с черной икрой, купленную несколько месяцев назад, и раздумывать над тем, надолго ли она удовлетворит аппетит.
Некоторое время они сидели молча, и Хасан не мог оторвать от Эллы взгляд. Он любовался ее изящными движениями и наслаждался звенящей тишиной студии, нарушаемой лишь скрипом карандаша и пением птиц за окном. Их идиллия была таковой лишь на поверхности. Бомба замедленного действия продолжала тикать, неумолимо приближая неизбежное. Они оба понимали, что вскоре их жизнь изменится навсегда. И не хотели об этом думать…