Марина сжала его плечи, пытаясь хоть чуть-чуть передать ему свое тепло и прогнать холод прошлого, который полностью завладел им.
— Они бы хотели, чтобы ты выжил, и не винили бы тебя! Никто бы не винил тебя.
— Неужели ты считаешь, что я не виноват? Я солгал близким. Меня не было здесь, когда я должен был быть! И за мои грехи мне придется вечно жить с этим.
— Бахир, ты не должен винить себя!
— А кого еще? — Он с силой втянул воздух, и она почувствовала, как страдания с двойной силой накинулись на него. — Я поклялся в тот день, когда меня сюда привезли, что у меня никогда не будет детей! Чтобы не было даже возможности оставить их ни с кем и ни с чем… Ни с чем, кроме чувства вины…
Казалось, она впитывала боль, которая буквально сочилась из его пор, и из-за этого страдала вместе с ним.
— Ты решил, у тебя не будет детей, так как не хочешь, чтобы они страдали так же, как ты. Как страдаешь и по сей день.
Бахир покачал головой.
— Нет! — взревел он и, прежде чем подняться на ноги, приложил руки ко лбу.
Слегка пошатываясь, он удалялся от простого кладбища к оазису с пальмами, где солнечный свет смягчался листьями и крошечный родник поддерживал жизнь травяного ковра. Она последовала за ним, чувствуя свою полную беспомощность и удрученность, не зная, что сказать или сделать. Ощущая только, как разрывалось ее сердце, когда увидела — упав на колени, Бахир стал брызгать себе на лицо водой из небольшого пруда. Он сел на корточки, в глазах пустота.
— Они страдали. Не я. Я спокойно жил. Я поехал в гости к другу, смеялся и играл, и даже не имел понятия о том, что происходит здесь, в пустыне. Одним махом я лишился всего, лишился всех! Я должен был быть с ними! — кричал он. — Лучше бы я был здесь!
Он зажмурился, его лицо скривилось в гримасе, и из глаз покатились слезы. Ей было больно видеть, как горе переполняет его.
И Марина не нашла ничего лучше, кроме как опуститься на колени рядом с ним, обнять его и целовать соленые от слез щеки и глаза.
Он прижался к ее груди и позволил ей целовать свое искаженное мукой лицо и гладить волосы. Он позволил Марине утешать его, пока его тело содрогалось от всхлипываний и мучительные крики нарушали покой пустыни, а теплый ветерок кружил вокруг них и кутал в свое легкое одеяло…
Но вот незаметно ветер перешел от ласки и утешения к желанию. И он уже тоже целовал Марину, ища губами ее губы. Сначала поцелуи были очень робкими и нерешительными, но потом стали жадными, как будто человек давно голодал и впервые за много дней увидел еду и накинулся на нее.
Она даже не пыталась остановить его, напротив, отвечала на его горячие поцелуи и ищущие руки. Марина и не собиралась его останавливать. Он так много потерял в жизни! И единственное, чем она могла помочь ему, — это предложить свое тело в качестве утешения…