— Не беда, скоро мы ее тебе вернем,— продолжал немец.— Завтра пойдете работать, оба. Мы живо выбьем из вас эту дурь.
— Человек болен,— сказал я. Немец резко повернулся ко мне.
— Тебя никто не спрашивает,— сказал он и добавил, обращаясь к сопровождавшему его человеку, тому самому маленькому гестаповцу, который водил нас утром к коммодору: — Поставьте их чистить корпус «У-39». А ты,— вновь обернувшись ко мне, велел он,— позаботься о том, чтобы к твоему другу поскорее вернулась память. Мой тебе совет.
Он ушел. Я молча посмотрел на опрокинутые чашки. Какао дымилось, смешиваясь с водой на полу. Я знал, что просить новые порции бесполезно: решетка закрылась.
— Кто это был? — тупо спросил Логан.
— Полагаю, старший офицер гестапо на базе,—ответил я.
— А что такое гестапо?
Вопрос озадачил меня.
— Сегодня утром ты еще понимал, что такое гестапо,— сказал я. Впрочем, влияние потери памяти на мозг человека не поддается объяснению.— Ну ничего, доктор дал мне для тебя две таблетки снотворного, они помогут все вспомнить. А гестапо пусть тебя не волнует.
Мне удалось убедить его снова лечь, после чего я подставил не слишком сильно разбитую чашку под тонкую струйку воды, стекавшую по стене у изголовья моей койки. Я растолок таблетки в воде и дал Логану. Он выпил без всяких вопросов, как ребенок.
— Врач дал нам и еще кое-что,— я показал ему на сигареты и протянул одну. Логан счастливо улыбнулся. Тут я обнаружил, что у нас нет спичек. Одежду нашу со всем, что было в карманах, отобрали, дав взамен по паре грубых рабочих спецовок.
Подойдя к решетке, я позвал караульного и знаками объяснил, что нам нужна спичка. На посту стояли двое. Оба качнули головами.
— Запрещено,— сказал тот, к которому я обратился. Я кивнул и указал на своего товарища.
— Он болен,— сказал я.— Это ему поможет.
Английского они не знали, но, похоже, поняли, так как один из них, зыркнув в оба конца коридора, протянул мне через решетку коробок шведских спичек с нарисованным на нем парусником.
Я прикурил наши сигареты. Возвращая охраннику спички, я спросил, что за офицер приходил к нам.
— Герр Фульке? Он из гестапо,— по-немецки ответил тот.
Караульный отвернулся. Он не желал больше ничего говорить. Я отправился обратно на койку и забрался в постель. Долго и с великим наслаждением курил я свою сигарету, наблюдая за крошечной пресноводной креветкой, которая медленно скользила по тоненькой струйке воды. В девять караул сменился. Логан уже крепко спал. Я аккуратно подоткнул под него простыни и, снова улегшись, натянул одеяла на голову, чтобы свет не бил в глаза. Я долго не мог уснуть, ибо не привык спать в одежде и, кроме того, грубые одеяла очень раздражали кожу на шее. У них был какой-то затхлый запах, сродни запаху армейских одеял в Англии, и мне невольно вспомнились мои курсантские деньки и лагеря.