— Дай-ка ему разок плетью, это приведет его в чувство,— приказал Фульке.
Моряк примерился. Я невольно зажмурил глаза. Плеть просвистела в воздухе и глухо щелкнула. На смуглой спине Логана тут же появились три алые полосы. Они стали шире и слились вместе, образуя струйку крови, которая быстро побежала по его волосатым ягодицам.
— Теперь ты будешь мне отвечать? Зачем ты ударил старшего охраны?
Логан по-прежнему молчал. С чувством тошноты я ждал следующего удара. Но тут дверь караулки отворилась, и в сопровождении доктора вошел коммодор.
— Кто дал приказ пороть этого человека? — спросил он.
В его голосе безошибочно угадывались зловещие нотки. Я внезапно почувствовал радостное возбуждение.
— Я,— ответил Фульке, шагнув ему навстречу.— Вы намерены оспаривать его?
В тоне, которым он задал этот вопрос, проскальзывала насмешка. Он, казалось, был вполне уверен в своей неуязвимости.
Вместо ответа коммодор приказал охране снять Логана с треноги. Фульке шагнул вперед. На мгновение мне показалось, что сейчас он ударит коммодора. Жилка у него на виске ходила ходуном.
— Он ударил старшего охраны,— сказал Фульке.— И будет выпорот. На нашей базе должны соблюдаться порядок и дисциплина. Хайль Гитлер!
Он выбросил правую руку. Коммодора этот жест, похоже, совершенно не тронул. На нацистское приветствие он даже не ответил.
— Здесь командую я,— спокойно, но твердо проговорил он. — Отвяжите человека.
— А я приказываю выпороть его! — Фульке только что не визжал.
Коммодор не обратил на него никакого внимания.
— Отвяжите парня! — заревел он, поскольку охранники колебались.
Тут уж матросы бросились выполнять команду. Мгновение спустя Логана сняли с треноги.
— Вы превышаете свои полномочия, господин коммодор,— Фульке был вне себя от ярости.— Этот человек должен быть выпорот. Если вы станете настаивать на своем, мое очередное донесение окажется весьма неблагоприятным. Вы понимаете, что это значит?
Коммодор повернулся и стал лицом к лицу с Фульке. Он был невозмутим.
— Вы забываете, герр Фульке, что сейчас у нас война,— сказал он.— Вот уже три месяца вы скачете по этой базе, отменяя мои приказы, подрывая моральный дух людей своими детскими представлениями о дисциплине. Здесь станция обслуживания подводного флота, а не еврейский концлагерь. Три месяца я терпел вас потому, что у вас были полномочия, позволявшие вам вставлять мне палки в колеса. Сейчас мы находимся в состоянии войны. Нам надо делать дело, мужское дело. С этой базы не уйдет ни один рапорт, кроме моих собственных.
— Вы еще об этом пожалеете, герр коммодор,— осклабился Фульке.