Со временем нам все охотнее разрешали общаться с матросами. Они очень быстро привязались к Логану. Они подтрунивали над ним, но он вроде бы ничего не имел против. Вероятно, их привлекало его огромное тело и заключенная в нем страшная сила. А когда они убедились, что он не только простецкий малый, но и совершенно безвреден, они стали водить его по вечерам на камбуз, подносили рюмочку и просили показать фокусы, которые, как правило, основывались на силе. Он мог поднять на стойку бара двух матросов среднего роста, подхватив их за пояса брюк. Его популярность среди матросов во многом объяснялась этим трюком, да еще тем фактом, что теперь он пьянел от самой малой дозы и казался очень забавным. Большой Логан превратился в шута, и мне было мерзко смотреть на этот спектакль.
Тем временем я научился ориентироваться на базе. Собственно говоря, мы могли свободно передвигаться по трем галереям, но заходить в доки и на склады нам запрещалось. За появление в этих местах без разрешения полагались суровые взыскания, и тем не менее по роду своих обязанностей я побывал о самых потайных уголках базы, и у меня сложился ее мысленный план.
Лишь ознакомившись с работой базы по-настоящему, я в полной мере осознал, что такое немецкая дотошность. Она была просто невероятна. Позже я узнал, что на сооружение базы ушло два года и около пяти миллионов фунтов стерлингов. Более того, все оборудование или сырье для производства оборудования на месте доставлялось на базу потопляемой баржой. Я уже рассказывал о длинной пещере, в которую заходили подлодки, о тягловом приспособлении и о семи отсеках, отходивших по радиусу от главной пещеры.
Прежде всего ни одной лодке ни при каких обстоятельствах не разрешалось входить на базу днем или даже в лунную ночь. Тягловое устройство шло по подводному устью пещеры до опоры, закрепленной в морском дне ярдах в ста от берега. При благоприятных условиях с опоры всплывал стеклянный шар-поплавок вроде того, какими пользуются рыбаки для своих сетей. Поплавок был покрыт слегка фосфоресцирующей краской и крепился к опоре обыкновенным канатом. Канат, в свою очередь, имел электросвязь с берегом. От резкого рывка за стеклянный шар — одной плавучести шара было недостаточно — приводился в действие звонок в аппаратной тяглового устройства. Командир подлодки, желавший войти на базу, должен был, дергая за шар, передать морзянкой номер лодки и свою фамилию. Если же шар пытался вытащить случайный человек, его немедленно отпускали с привязи.
Когда какая-нибудь лодка давала правильный сигнал, всплывал маленький буй с телефоном. Устанавливалась связь между базой и входящей на нее подлодкой. Если надо, всплывала «бочка», лодка цеплялась к ней кошечным крюком на носу и погружалась. Погрузиться надо было в правильном положении, под прямым углом к берегу или на два румба от веста. Точность требовалась для того, чтобы лодка могла улечься на стальную вагонетку, ходившую по рельсам, проложенным от утесов по дну моря. Это, как я понял, было самой трудной задачей, стоявшей перед немецкими инженерами. Морское дно было каменистым, и затащить лодку на базу, не повредив ее, можно было только по рельсам.