— Это не более чем фольклор! — отрезал Борменталь.
— А это? — Мазур вытащил из внутреннего кармана блокнот, перевитый стальной пружинкой и прочитал: — «Сознание по-прежнему отсутствует. Температура тела составляет тридцать четыре градуса по Цельсию. Основные биологические функции снижены до уровня, близкого к критическому, однако жизнедеятельность сохраняется. Рефлексы в норме. Реанимационные и лечебные мероприятия, указанные на странице пять, эффекта не дали. Рекомендовано с целью дальнейшего лечения…» — не суть важно, я не врач, — Мазур передал блокнот Прошкину. — Это записи, сделанные собственной рукой нашего честнейшего Георгия Владимировича, не далее как на прошлой неделе. И из них видно, что больной, обозначенный как У., с температурой «вурдалака» живет уже третью неделю! Может быть, клиническая картина больного У. типична для описанного в медицинской литературе состояния комы?
— Возмутительно! — заорал Борменталь. — Откуда у вас мои частные заметки?!
— Вы, Георгий Владимирович, — гордо сказал Мазур, — точно так же, как и я, состоите на государственной службе. Но служите в отличие от меня прямо в НКВД, у вас тем более не может быть никаких «частных заметок»! Именно поэтому я еще раз призываю Николая Павловича написать рапорт с соответствующей оценкой вашей деятельности! Или вы сейчас же, не дожидаясь появления этого официального документа, нам ответите, что приключилось с Александром Дмитриевичем, какая у него была температура, когда его в больницу после отравления доставили и каковы были его шансы на выздоровление в тот момент!
В словах Борменталя сквозила глубокая убежденность и даже, как показалось Прошкину, некоторое моральное превосходство:
— Александр Дмитриевич был практически стылым трупом, когда я увидал его лежащим на кровати в нашей общей комнате. Для меня явилось настоящим открытием, что у него еще сохранились при этом некоторые остаточные рефлексы. Я полагаю, тип ядовитого вещества, которое ему ввели, вызвал низкую температуру и особое состояние мышечных тканей, внешне сходное с трупным окоченением… То, что Александр Дмитриевич начал поправляться настолько быстро и успешно и его физиологические и умственные функции восстановились в полном объеме после такого длительного пребывания в состоянии клинической смерти, заслуживает пристального медицинского анализа. Хотя, хочу подчеркнуть специально для увлеченной восточными легендами аудитории, кожа у товарища Баева на месте, татуировка на предплечье — происхождения искусственного, так что я глубоко убежден: Александр Дмитриевич — человек смертный и при некотором благоприятном стечении обстоятельств, которое при его скверном характере может возникнуть в любую минуту, легко превратится в полноценный с медицинской точки зрения труп, имеющий способность к разложению!