Надо заметить, оперативные действия в азиатской глубинке — сущая мука, уже по той простой причине, что людей, худо-бедно изъясняющихся на русском, тут единицы, а квалифицированных переводчиков в самой группе тоже было всего-ничего — Баев да Субботский.
Товарища Баева как человека, хорошо знакомого с местными обычаями, Корнев с десятком людей отрядил опрашивать население в районе городского рынка, мечети, беседовать с традиционно авторитетными старожилами. А Субботского собрался усадить переводить и писать протоколы допросов великого множества задержанных и подозреваемых. Надо отметить, что благодаря героическим усилиям сотрудников объединенных сил местного УГБ НКВД и специальной группы многочисленные подозрительные элементы под завязку заполнили подвал крепости, наскоро переоборудованный в импровизированную тюрьму.
Сам Алексей, как выяснилось, предпочитал торчать в палате у Прошкина и ругаться с доктором Борменталем. Ругаться — мягко сказано. Едва не дрались. Корневу разнимать пришлось. Конфликт сводился к следующему: Борменталь вознамерился снять с шеи Прошкина цепь с патроном. А Субботский, ссылаясь на какие-то древние исламские поверья, требовал цепь ни в коем случае не трогать. И даже утверждал, что если Прошкин до сих пор жив, то только благодаря этому амулету. Корневу было не до эзотерики, он махнул на цепь рукой — пусть, мол, остается, — а Лешу немедленно отправил в подвал, помогать: следователи зашивались без переводчика.
Хотя и сам доктор Борменталь, и фельдшер Хомичев непрерывно бодрствовали у постели больного, лучше Прошкину не становилось. Корнев и сам ночей не спал от переживаний, возлагая большие надежды на иностранные лекарства, которые привезли действительно быстро — всего через три дня.
То, что лекарства были иностранными, подтверждалось инструкцией — на чистом английском языке! Сам Борменталь — большой интеллигент, видите ли, — знал только французский и немецкий и попросил доверить перевод инструкции товарищу Баеву как хорошо знакомому с медицинской лексикой. Корнев согласился, вызвал Александра Дмитриевича. И уже через минуту горько пожалел об этом.
Из перевода стало ясно: чудодейственное лекарство изготовлено из самой обыкновенной плесени. Корнев был сильно разочарован, но, как материалист, продолжал полагаться на современную медицинскую науку. А вот Александр Дмитриевич, дочитав инструкцию, занял крайне радикальную позицию. Он был категорически против того, чтобы Прошкина кололи этим новомодным препаратом, и утверждал, что спасти больного можно только средствами народной медицины, и с этой благородной целью притащил из городишки двух оборванцев из местных, в высоких островерхих шапках, — на востоке таких называют дервишами. Как на подобную инициативу отреагировал доктор Борменталь, даже пересказывать нет надобности. Надо признать совершенно непредвзято: в разгоравшемся конфликте Саша занял конструктивную позицию, против обыкновения не рыдал и даже не орал, а с какой-то обреченной уверенностью попросил Корнева дать товарищу Прошкину хотя бы один шанс остаться среди живых. Для ритуала нужно буквально полчаса — за это время состояние Николая Павловича радикально не ухудшится.