О методах, разумеется, можно спорить, но дело свое нотариус Мазур знал отменно: и свидетельство о смерти Дмитрия Алексеевича Деева разыскал, и историю болезни слабого здоровьем героя, и даже доктора Борменталя, превратившегося из очевидца в свидетеля, опросил в присутствии уполномоченного представителя официальной власти — то есть самого Прошкина.
О бесславной кончине Густава Ивановича товарищ Баев был извещен тоже через газету — конечно же, «Комсомольскую правду». Прошкин своими глазами читал малюсенькую заметку в неприметной рамочке о смерти от кровоизлияния в мозг сотрудника Коминтерна, жившего и работавшего на пользу коммунистической идеи под вымышленным именем…
Удовлетворенный Саша в составе группы отправился на поиски — то ли сомнительной древней тайны, сохранить которую от стороннего ока так тщился профессор фон Штерн, запихивая записки и медальоны в стародавний глобус, а сам глобус в тайный подвал, то ли вполне реального и очень ценного клада, спрятанного в горах Деевым еще во время Гражданской. И…
И исчез. Растаял в застоявшемся, пропитанном пылью сумраке маленького сарайчика, оставив только красиво расшитый шелковый халат. Никакого обнаруженного клада. Никаких раскрытых древних тайн. Только стандартный итоговый отчет о том, как специальная группа НКВД обезвредила банду британских шпионов и недобитых прихвостней басмачей…
Прошкин чувствовал себя обманутым.
Да что говорить — он полным дураком выглядел во всей этой истории от начала и до конца. Как будто на нем белая американская майка с яркой надписью «Тупой парень Ник!» Потому что все другие ребята в этой игре под названием «Специальная группа по превентивной контрпропаганде» знали куда больше, чем им положено по должности. Знал ученик профессора фон Штерна господин Ковальчик-Ульхт, знал подлый Генрих Францевич, знал почтенный отец Феофан, знал посвященный нотариус Мазур, знали все приглашенные на совещание у товарища Круглова, знал Леша Субботский, небрежно сославшийся на еще не изданную книжку Гайдара. Знал доктор Борменталь, упорно не желавший распространятся о том, как освидетельствовал посторонний труп под именем Деева. Хотя неведомая таинственная сила постоянно создавала доктору все условия для такого признания — то предоставив неподходящее тело для констатации смерти именно ему, то упрятав его в тюрьму, то включив в состав группы, то подселив в комнату к Александру Дмитриевичу — приемному сыну покойного! Знал даже товарищ Корнев — потому и махал перед носом у зареванного Саши хрустящим белым платочком и поминал «рассеянный склероз» из свидетельства о смерти его папаши…