Михримах чуть приподняла бровь:
– Что в этом необычного?
Во дворце везде уши… и Кемальзаде, встав так, чтобы его руки могла видеть только дочь султана, знаками, как часто изъяснялись придворные, показал:
– В дороге слишком опасно для наследника.
Она поняла все мгновенно, чуть кивнула:
– Вы правы, Кемальзаде Мустафа, такого гонца стоило отправить султанше, но она слишком озабочена большой усталостью Повелителя и не подумала об этом… Но Аллах милостив, все будет хорошо.
А руки показали: я все поняла, предупредим… Хвала языку ишарет, придуманному придворными, на нем можно говорить, не раскрывая рта.
– Как здоровье Повелителя, да продлит Аллах его дни?
– Повелитель спит, кризис миновал, но пока он очень слаб.
Михримах вернулась в комнату Сулеймана с тяжелым сердцем. Придворные всегда загодя чувствуют беду, раз уж начали суетиться, значит, знают, что дело плохо. Но говорить об этом матери нельзя, на ней и без того лица нет.
Султан лежал, вытянувшись, безжизненный, отсутствующий, и только тяжелое дыхание выдавало его присутствие на этом свете. Роксолана только что влила в его уста противоядие, приготовленное Гекче, и сидела, держа в руках безжизненную руку Сулеймана.
– Матушка, я отлучусь ненадолго?
– Да, конечно, иди.
Через полчаса из дворца выехали два гонца в сторону Босфора. Нет, они не слишком торопились, двигались спокойно. За Измитом разделились, один отправился на запад в сторону Яловы, второй на восток в Сакарью. Первый вез письмо Михримах Султан в Манису для шехзаде Селима, второй шехзаде Баязиду. Вот теперь, убедившись, что на них никто не обратил внимания, гонцы помчались стрелой, как положено гонцам.
Сестра сообщала о болезни отца и просила Селима оставаться в Манисе, а Баязида срочно спешить в Стамбул.
Почему? Несомненно, шехзаде Селима, наследника престола, по пути в Стамбул ждала засада, ему ехать смертельно опасно, но отсутствие обоих принцев в столице, когда султан на грани жизни и смерти, опасно не меньше. Должен быть здесь хотя бы один.
Михримах понимала, что Селим смертельно обидится, узнав о двух письмах, но лучше пусть обижается, чем будет убит по пути. Нужно немного переждать. Аллах милостив, он дарует еще долгие годы жизни султану, Повелитель справится с болезнью и все встанет на свои места.
Зато эта болезнь покажет, кто как относится и к султану, и к его наследникам. Нет худа без добра…
Об этом же думала и Роксолана, сидя у постели едва живого мужа. Пока главным было вырвать Сулеймана из лап смерти, остальное потом. Все дела потом.
Когда Михримах попыталась что-то сказать, мать только отмахнулась: