— Они ошибаются.
— Да. Многие не понимают главного: к моменту вашего вторжения на Землю мой взвод уже несколько лет готовился к первому полету в космос. Мы мыслили иными критериями, наша подготовка не сводилась к владению продвинутыми образцами техники и вооружений. Победу принесло не столько оружие, сколько разум.
Дрог кивнул.
— Я Чужой, но понимаю это лучше, чем многие из людей. Ты мог сжечь Мадагаскар с остатками моей расы, но остановился у последней черты. Ты нашел в себе мужество прийти сюда и задать вопрос: почему?
Лозин выслушал его и ответил:
— Давай не будем ворошить прошлое, Дрог. У нас много дел в настоящем и в будущем. В конце концов, время все расставит на свои места. Это проверено.
Он открыл глаза.
Дезориентация была полной, всеобъемлющей, Андрей не понимал, где находится и что с ним происходит, его разум в данный момент походил на кибернетическую систему, которая пережила глобальный сбой и теперь пытается восстановить целостность своего программного обеспечения с резервных копий.
Ничего не получалось.
Фрагменты далекого прошлого, невероятным образом востребованные из глубин подсознания, никак не стыковались с реальностью.
В информационно-техническом плане — да, но в моральном — нет.
Первые несколько секунд он боялся даже думать о четких, недвусмысленных воспоминаниях своего отца, внезапно вырвавшихся из потаенного узилища памяти. Он не мог оспорить их правдоподобность, потому что теперь они являлись частицей его собственного «я».
Сон, или морок, разом перечеркнувший логику недолгой сознательной жизни.
Перед глазами плыли, не желая обретать резкость, картины происходящего…
Доминик Ван Хеллен…
Командир стоял посреди зала, рядом со связанным ксенобианином.
В руках Доминика был нож. Андрей внезапно увидел его с неправдоподобной отчетливостью: тускло отливающее синевой лезвие с широким кровостоком, готовое вонзиться в горло врага, вдруг стало главной деталью в восприятии окружающего мира.
Пощелкай, дядя Дрог…
— Не делай этого, командир!..
Крик вырвался из пересохшего горла, помимо воли Андрея, — это был не подвластный разуму порыв, — кричала душа, безотчетливо поверившая в наваждение странного сна.
Рука Доминика дрогнула, остановилась на коротком взмахе.
Он повернул голову, недоброжелательно посмотрев на Лозина.
— Очнулся?
— Не убивай его, командир!
В голосе Андрея звучала не мольба — короткий вскрик прозвучал как приказ, и Ван Хеллен откровенно опешил, непроизвольно опустив руку.
— Ты рехнулся? На что нам Чужой? — Доминик не понимал, откуда в голосе Лозина взялись эти властные,