— Что ты туда добавила? — Лицо у моей матери красно-коричневого цвета.
— Всего четыре красных перца.
— Тут не четыре перца, — говорит она. — Какого перца?
— В рецепте было сказано — «четыре больших перца», но больших не было, поэтому я положила шестнадцать маленьких.
— Шестнадцать? — Эд в ужасе взирает на меня.
Мой отец начинает смеяться.
— Что? Что? В чем проблема? Один большой перец — все равно что четыре маленьких.
Моя мать смотрит на меня так, будто не может поверить, что я — ее дочь.
— Либби, — говорит она, толкнув локтем моего отца, который тут же прекращает смеяться и пытается сделать серьезное лицо, — маленькие стручки красного перца в четыре раза острее, чем большие.
— О боже! — выдыхает Эд; похоже, он в замешательстве. — Ты же говорила, что умеешь готовить.
— Я умею! — говорю я. — Откуда мне было знать про перцы?
— Извини, дорогая, — говорит он и целует меня в лоб.
Моя мать сразу приободряется.
— Я знаю, ты отлично готовишь. Что на десерт?
Я швыряю салфетку на стол и иду за шоколадным муссом. Но стоит мне открыть холодильник, становится ясно, что и тут полная катастрофа. Мусс превратился в большую миску коричневатых соплей. Мне даже и в голову не приходит подать это к столу — я просто опрокидываю склизкую массу в мусорное ведро.
— Хмм, — говорю я, возвращаясь к столу, — десерт немного не получился.
— Знаешь, чего мне действительно хочется? — спрашивает Эд. — Почему бы нам не заказать китайской еды на дом?
Мои родители охотно соглашаются, а я сижу и молчу. Мне хочется провалиться сквозь землю от стыда.
Через полчаса мы сидим за изысканно накрытым столом, с салфетками из ирландского полотна, подставочками под тарелки и цветами в центре, и едим китайскую еду из картонных коробок. Не так уж и плохо все кончилось, но я-то знаю, что моя мать этого мне никогда не простит.
Эд поддерживает разговор, рассказывая моим родителям об инвестициях. Они не сводят с него глаз. С одной стороны, я благодарна ему за то, что он пытается заполнить неловкую паузу. Но какой же он нудный, хоть вой.
Однако мои родители, похоже, не против. Точнее, мать не против. Она внимательно слушает каждое слово, ободряюще улыбается и, когда нужно, поддакивает. А вот папу Эд, похоже, утомил, но он молчит. Мой папа никогда многословностью не отличался.
Наконец мы с Эдом провожаем их до двери. Мать смотрит на меня и делает большие глаза, — я-то знаю, она просто умирает от нетерпения: хочет все обсудить со мной по телефону и устроить мне трепку из-за перцев. Эд, как всегда, сама вежливость — он провожает их до машины.