И вот машину достала волна. Она ударила по левому колесу и взорвалась в винте, образовав облако, словно это был дым от выстрела. "Пьяджо" покачнулся, нос приподнялся, крыло коснулось волны, прошив её, и на мгновение самолет завис, дрожа всем корпусом.
Подошла следующая волна и почти лениво зацепилась за кончик крыла, самолет внезапно завалился через крыло и ударился о воду.
Быстро улеглись брызги, и мы мельком увидели брюхо самолета и шасси в водовороте пены. Потом пену отнесло волной. "Пьяджо" скрылся в морской пучине.
Волна гулко ударилась о берег.
Что-то наподобие вздоха прокатилось по кучкам собравшихся жителей деревни. Когда я посмотрел на них, они поспешно отводили глаза, начинали суетиться и неспешно двигаться в сторону деревни. Внизу двое мужчин побежали за лодкой.
- Я смог бы, даже с одной рукой, - сказал Кен. - Я смог бы...
- Она тебя не просила, - ответил я.
Он кивнул и продолжал стоять, глядя в море и растирая левую руку.
- В конечном итоге никто не становится богатым, - произнес Кен. Я думал, что он разговаривает сам с собой, пока он не сказал: - А что, ты говоришь, ты получил за ту первую партию?
- Пять тысяч фунтов. Часть из них пойдет на ремонт "Дакоты". А часть лучше отдать жене Моррисона.
Он кивнул.
- Да, никто не становится богатым.
Я протянул руку и достал "вальтер" у него из за пояса, и он не пытался остановить меня. Подойдя к краю скалы, я забросил его подальше в море, куда поглубже. Я моргнул, когда пистолет шлепнулся в воду. Забросил я и "беретту", но она пролетела меньше. Потом я повернулся и пошел прочь. К нам скоро прицепится Анастасиадис - за неоднократный назаконный въезд в страну, так что не надо давать ему дополнительный повод - незаконное хранение оружия.
"Люгер" оставался, но он нужен по делу Хертера.
- Как ты думаешь, они поверят нашим россказням? - спросил Кен.
Я пожал плечами.
- А других у них все равно нет. Пока что, по крайней мере.
Кен взглянул на меня и криво улыбнулся.
- Знаешь что, Джек, получается? Столько людей пытались прихватить эти драгоценности с собой, а она, как бы там ни было, оказалась ближе всех к этой цели.
Он усмехнулся, потом на лице у него появилась гримаса страдания и боли. Я кивнул в ответ. Такая уж это была женщина. И не только такая.
Позже я расскажу Кену о трех 20-каратных голкондах, которые я изъял из большого ожерелья той первой партии и зашил их под значок форменной фуражки. Каждый, по моим прикидкам, тянул на 30 тысяч фунтов по ценам официального рынка. В Тель-Авив мы, конечно, их не повезем, но и получим за них не по десять процентов. Эти три камешка - кто про них знает, кто их отследит? Тем более у меня на руках бумага, что наваб сполна получил все утраченное.