В селе Ивашковичи Гноек появился неожиданно, в середине дня. Он сразу же направился в дом учителя Игоря Толпинского и, развалясь на стуле, предложил «обменяться информацией».
— Какой информацией? — вежливо спросил учитель, мучительно пытаясь угадать, знает ли что-нибудь Вишин о его встрече с Курбатовым и обещании помогать партизанам. Конечно, ничего этого Вишин не знал, но со свойственной ему наглостью решил, что при помощи учителя сможет найти следы тех, кто не желал подчиняться приказам и постановлениям новой власти и отказывался работать на «великую Германию».
— Мы с вами люди интеллигентные, — сказал Вишин, закуривая немецкую сигарету. — Поэтому, надеюсь, сразу найдем общий язык. Так сказать, русско-немецкий язык.
— Мне не ясно, что вы имеете в виду, — сдержанно ответил Толпинский. — Немецкого я не знаю, по-русски говорю хорошо. От разговора я, конечно, не отказываюсь. Но о чем пойдет речь?
— Речь пойдет о политике, о коммунистах…
— Вы ведь знаете, что я — человек беспартийный, к политике отношения не имею.
— Еще бы, — иронически воскликнул Вишин. — Беспартийный!.. А со всем райкомным начальством всегда за ручку здоровался, в президиумах заседал да грамоты получал…
— Я учил детей… — Толпинский положил обе руки на колени и опустил голову. — Я учил детей, — повторил он. — Если вас интересуют вопросы педагогики…
— Плевать мне на педагогику!.. — Вишин придвинулся вплотную к Толпинскому и бесцеремонно ткнул его плеткой в живот. — Вы здесь всех знаете, кто чем дышит, кто о чем думает. Вот и выкладывайте, если вам жизнь дорога. Партизаны здесь появляются?
— Вы пришли не по тому адресу. О партизанах я ничего не знаю. Еще раз напоминаю: я — только учитель.
— Ты советский холуй и враг великой Германий, — взвизгнул потерявший самообладание Вишин. — Значит, не хочешь?.. Не хочешь?..
«Интеллигентный» разговор Вишина с Толпинским закончился арестом учителя. Позже стало известно, что гестаповцы после пыток расстреляли его вместе с несколькими попавшими в их руки военнопленными.
Так «работал» на своих новых хозяев проклинаемый всеми угодчанами Санька Гноек. Не пощадил он и комсомолку Трифонову, заведующую молочнотоварной фермой, хотя в прошлом пытался ухаживать и даже, через соседей, набивался в женихи и предлагал ей «руку и сердце истосковавшегося по любви и семейному уюту человека».
Невысокая, миловидная, с задорной улыбкой на овальном-загорелом лице, с тонкими, сходившимися на переносье бровями, с острыми, по-мальчишески вздернутыми плечами, Маруся Трифонова всегда называла Саньку Гнойка «нераздавленной гнидой», а к его попыткам ухаживать за ней относилась откровенно насмешливо. Узнав, что он собирается свататься к ней (это было за несколько месяцев, до начала войны), Маруся в присутствии подруг расхохоталась и громко, со злостью заявила!