— Ну и как ты умудрилась упасть? — довольно бесцеремонно спросил он.
— Сама не знаю. Стала перешагивать через бревно, споткнулась… А дальше не помню. Увидела, что лежу на земле.
Словен склонился над ногой, осмотрел ее внимательно, произнес неуверенным голосом:
— На перелом вроде не похоже…
— Болит сильно. Ломит.
Ссадина вспухла, наливалась синевой.
— Шагать сможешь?
— Попробую.
Он помог ей встать, осторожно повел, поддерживая одной рукой; в другой держал добычу. «Тащу двух глухарей», — хотел пошутить он, но не стал. Сказалась детская привычка: лежачих не бьют…
Часа через два вышли к одинокой избушке. Возле нее никого не было.
— Не надо заходить, боюсь я, — проговорила Гудни, невольно прижимаясь к Словену. — Там, наверно, живет какой-нибудь нечистый дух или злой колдун.
— Да нет, это обычный охотничий домик. Сейчас скорее всего в нем никого нет. Наведываются в него промысловики, ночуют, забивают зверье и дичь, а потом расходятся по домам.
— Хорошо бы так. Но боязно…
— Хочешь снова ночевать с комарами? — улыбнулся он.
Она жалобно взглянула на него и ничего не ответила.
Они вошли вовнутрь. Сквозь маленькое оконце, закрытое бычьим пузырем, лился слабый свет. Земляной пол был утоптан до твердости камня. Потолок был черен от копоти, а по стенам висели связки чеснока, лука и маленькие окорочка сухого копчения, запах их витал в воздухе, смешиваясь с ароматом горохового супа. Возле окошечка стоял стул и маленькая скамейка, в углу торчал чурбак, к противоположной стене была приткнута широкая лежанка.
Возле очага возился старик в длинной черной одежде. На скрип двери он не обратил внимания и продолжал ложкой помешивать варево в глиняном горшке.
— Доброго здоровья, отче, — приветствовал Словен его с порога. — Позволь остановиться на ночь двоим странникам.
Старик, не оборачиваясь, ответил глухим голосом:
— Стая волков гонит оленя и лань по лесу. Но не знают волки, что клыки вепрей скоро вспорют им животы и развеют по ветру.
Произнеся эти слова, старик вынул из очага горшок, поставил на стол, положил деревянные ложки:
— Садитесь, страстотерпцы, и отведайте мою нехитрую еду.
Был он высок, худ, с косматой седой бородой и волосами, лицо узкое, с длинным носом, взгляд чистый, прозорливый.
Словен скинул сумку, положил в угол. Они уселись на скамейку, старик притулился на чурбаке. В горшке был гороховый суп, приправленный копченым мясом.
— Попали вы в избушку кельта, — говорил лесной житель, не спеша черпая вкусное хлебово. — Наше племя когда-то населяло всю Европу, было многочисленным и могучим. Но явились с юга римляне и захватили Галлию, а с востока стали теснить германцы, славяне и другие народы. Ушли сородичи из родных краев, лишь немногие остались на своих землях; остался в здешних краях и наш род. Многие десятилетия борьбы истощили силы сородичей. Часть их погибла в боях и сражениях, иные умерли от болезней, остался только я, скрытый дремучими лесами да топкими болотами, храня в своей памяти веру и предания своего народа, тайны прозорливых и проницательных друидов — наших жрецов. Умру я — и уйдет со мной великая мудрость древнего племени, собиравшего ее по крупицам тысячелетия.