Крушение (Самарин) - страница 65

После первой остановки исполнение плана генерального штаба было сорвано из-за отсутствия дисциплины и всеобщей неразберихи. Алькандр увидит своих товарищей только под конец, после тщетного ожидания на перепутье, где надо сойти с асфальта на гравий просёлочной дороги. Соблазнившись более ровным покрытием и, конечно же, завтраком, который едет в багажниках, малыш Гиас и его сестра не поехали коротким путём, который Сенатриса предполагала дальше: они сделали крюк по асфальтовой дороге и перед тем, как добраться до побережья, остановились в местечке, затерянном в последних деревьях бокажа. Присев на краю фонтана, они вдвоём слопали всё, что предназначалось для пикника.

10

Вы искажаете правду, Кретей, едва ли ваша мелочность простительна. Вы по привычке пытаетесь оставаться невидимым, а ещё сбиваете читателя со счёта. Между тем мне кажется, что один из рюкзаков с провизией оказался именно у вас за спиной, а в шестнадцать лет у юноши с обликом стихотворца был недюжинный аппетит.

11

Это место — углубление на гребне дюны, оно возвышается над пляжем, но укрыто от ветра и чужих глаз. Алькандр лежит плашмя на животе, приподняв голову и подперев руками подбородок. Он натянул на голову воротник куртки: ветер, который шлифует песок и заставляет дрожать большие лужи, оставленные отливом, у земли ледяной. Вокруг трепещут под его вздохами проросшие на дюне низкие и редкие травы; поднятые вверх песчинки опускаются, словно по тонко рассчитанной траектории, создавая лёгкую рябь, напоминающую следы, вылепленные волнами на оголившемся сейчас морском дне. Краски репея и прочих колючих и крепких растений поблекли и как будто вытравились морским ветром: сине-зелёный стал почти белым, красный обесцветился, всё пропиталось солью; да ещё и песчинки колют лицо. Через узкую зазубрину в кромке дюны Алькандру открывается вид на пляж: он подставляет небу зеркало из мокрого песка, и его потускневшее отражение, в котором иногда пробегают быстрые тени облаков, простирается до той тонкой дрожащей полосы — в ней угадывается отошедшее море. При суженном обзоре далеко-далеко обозначаются и против света кажутся чёрными крошечные фигуры Гиаса и Мероэ, которые играют в чехарду; в полном безлюдье холодный ветер доносит обрывки возгласов.

Зависит ли это расстояние, эта невидимая преграда, которая по-прежнему отделяет его от Мероэ, от исключительной замкнутости того мира, в котором она укрывается вместе с братом? Но ведь другие общаются с ней непринуждённо, даже если со времён Крепости, как Мнесфей, в неё влюблены. И всё же эти шушуканья вдвоём, беспричинные смешки, которые они не трудятся объяснять, привычка в любом месте держаться в стороне, а в любом обществе создавать собственное маленькое закрытое общество — всё это мимоходом приводит Алькандра в ярость. Зачем вообще им было приезжать в эти края, с которыми их ничто не связывает, и жить в доме Алькандра, общаясь только между собой? У других был предлог — лицей, нужно закончить учёбу. Но малыш Гиас, которого выгоняли из всех дорогих пансионов, куда засовывал его опекун после того, как закрыли Крепость, вообще-то не собирается в восемнадцать лет снова идти в третий класс