Крушение (Самарин) - страница 66

. Зато Мероэ на курсах танца и стенографии усвоила обширный запас грязных словечек и просторечный выговор, такой пикантный в устах принцессы. Значит, в деревне во время войны безопаснее, поскольку толком нечего опасаться? Всё ради крова и пропитания, которым Сенатриса щедро делится с родственникам и друзьями родственников? Ничто не заставляло сирот бежать из Парижа: известно, кстати, что там у них ещё остались кое-какие деньги.

Он отворачивается, прижимает щёку к холодному песку и лупит песок ногой — яростно и беспорядочно: так же он делал, наверное, когда его пеленали; он много раз зажмуривает и открывает глаза, надеясь, что потекут слёзы, жёсткая трава, о которую он трётся лицом, колет его, испуская тонкий, но стойкий запах чеснока. С пронзительными глупыми криками низко пролетают две чайки, которых ветер заставил изменить курс полёта. Алькандр разучился плакать; но теперь, с закрытыми глазами, передав тонкому песку немного тепла от своего живота, прижавшись к нему так, что послушная сыпучая масса приняла форму его тела, он может призвать к себе настоящую Мероэ — Мероэ из грёз. Напрягшись, сжав кулаки, стараясь зажмуриться так, чтобы сквозь веки не пробивался свет, он видит, как на чернильном фоне несутся с умопомрачительной быстротой светящиеся фигуры: они движутся по правильной траектории, являя собой маленький цветной фейерверк, падающие звёзды и трассирующие кометы размером с булавочную головку, чаще оранжевые или изумрудные; но когда усилием воли, внутренним напряжением всего тела он пытается вызвать образ Мероэ, то снова видит только движение фигур, откликнувшихся на его зов, тянущиеся следы, волны, а ещё отражения и тени, гагатовый блеск на более матовом чёрном фоне, который, возможно, напоминает капризно струящиеся и парящие в воздухе чёрные волосы Мероэ. Но движением в камере-обскуре создаётся только пустотелая форма, невидимая, предполагаемая, подобная тем небесным телам, которые скрыты от глаз, и существование которых выявляется в незначительных пертурбациях, вызванных ими в строении ночного неба. Вот и Мероэ, настоящая ночная Мероэ, также остаётся невидимой, и дабы её не настигла даже грёза, укутывается в покрывала другой, сокровенной, ночи. Когда, продрогнув, Алькандр поднимается, он замечает, что слёзы всё-таки потекли у него из глаз.

Но обратном пути Сенатриса совсем обессилела, да ещё не учла, что стемнеет, так что она решает ехать на автобусе и, к большому удивлению Алькандра, которому всё не привыкнуть к сварливому и властному тону, позволяющему матери урезонивать торговцев и кредиторов — весь этот «люд», как она выражается, ей удалось добиться от кондуктора, чтобы тот выдал ей билет «в кредит»; правда, ей пришлось намекнуть, что она «близкая подруга» вдовы Ле Мерзон, и даже упомянуть о своём дворянском титуле, хотя она учила Алькандра никогда не вспоминать о нём на людях. Она недоверчиво изучает билет через пенсне в золочёной оправе, затем тростью прокладывает себе путь между чемоданами и ивовыми корзинами пассажиров, оплативших проезд.