— А ты? — посмотрела она на меня с любопытством.
— Снимаю передачу «Кто убил Санина?», — сказал я. — Вот, приходил брать интервью у его друга и соратника по актерскому цеху Антона Путятина.
— Какое броское название у твоей передачи, — удивленно произнесла Наталья. — Сейчас только все об этом и говорят. Ты что, ведешь журналистское расследование? — она пытливо посмотрела на меня и тронула за рукав (имелась у нее такая привычка): — Хочешь выяснить, кто убил Санина?
— Вроде того, — не очень определенно ответил я.
— Ну, Путятин Санина не убивал, — усмехнулась Наталья.
— Откуда такая уверенность? — как бы мимоходом спросил я.
— Не умеет и даже не знает, как это делается, — ответила она.
— А кто знает, как это делается? — поинтересовался я. Право, она сильно изменилась.
— Убийца знает, — на полном серьезе ответила Наталья. — Ты прости, я спешу. Если хочешь, можем сегодня вечерком встретиться и поболтать.
— Конечно, хочу, — сказал я. — А где?
— Ну, давай в «Мечте», — немного по-думав, сказала Наталья. — Знаешь такое кафе на Садовнической?
— Знаю, — ответил я и внутренне усмехнулся: «Мечта» на Садовнической улице становится постоянным местом встреч или вторым местом моей работы… Впрочем, это не столь и плохо, там великолепные австрийские шницели!
— В шесть, идет? — посмотрела она на меня своим прежним взглядом, столь мне знакомым.
— Идет, — сказал я, на какую-то минуту вернувшись в страну юношеских грез.
— А теперь извини, меня ждет Антон, — сказала Наталья, возвращая меня в действительность, и поправилась: — Антон Михайлович.
— Конечно, конечно, — ответил я и придержал перед ней дверь, пока она входила в дом.
* * *
Мы росли с Наташкой Кудашевой в одном дворе. Ходили в один садик, потом учились в одной школе, правда, в параллельных классах. Мы дружили. Особенно сблизились после того, как однажды она спасла меня, вернее, мою честь от дворовых хулиганов, пытающихся отнять у меня деньги на обед.
А дело было так…
Нам тогда было по восемь лет. В школу мы ходили вместе, поэтому частенько я поджидал Наташку в нашем дворе, когда она выйдет. Однажды, ожидая ее у выхода, я сел на лавочку и задумался. И не заметил, как ко мне подошли трое пацанов, двое из которых были намного старше меня.
— Ну, чо, предки на пирожки денег дали? — спросил самый старший из пацанов, которому было лет тринадцать.
Я промолчал, чувствуя недоброе…
— Язык, что ли, проглотил? Или уже в штаны наделал?
Я продолжал молчать.
— Послушай, — пацан подошел ближе, и от него пахнуло табаком. — Когда с тобой разговаривают, надо отвечать. Тебя этому твои предки не учат, что ли? Деньги давай!