Вера сейчас была похоже на молодую гордую птицу, которую долго держали взаперти, и она молчала в неволе, и вот, наконец, она выскочила из клетки, и у нее прорвался голос. Чувствовалось, что случайно поднятый вопрос Веру давно беспокоил. Он томился в ее душе, требовал выхода. И вот нарыв лопнул. Она высказала матери все, что она думала об их жизни.
— У тебя нет ответа, мама. У меня тоже его нет. Пока одни вопросы. Но думаю, ответы рано или поздно мы узнаем, — подытожила она. А хочешь, мама! — вдруг Вера вспыхнула вновь, глаза ее загорелись, и она весело, игриво посмотрела на мать. — У нас будет лошадь. И дадут нам ее наши враги, немцы? Хочешь? Я думаю, мне не откажут.
Мать была подавлена разговором и молчала. На восклицание дочери только покачала головой. Ей нечего было сказать Вере. Ведь отчасти дочь была права.
Акулина душой понимала несправедливость советской власти, но открыто не выражала протеста. Потому что знала из горького жизненного опыта, скажи слово против, завтра приедет НКВД, а у них расчет простой – пуля в лоб.
— Ладно, доченька, — глубоко вздохнула Акулина и пошла на мировую. — Время само покажет кто прав, а кто виноват и как мы будем жить при немцах. Иди, посмотри, чем занимаются наши девочки, бульбу надо ставить, да тресок принеси, печь растопим. Ну и сама умойся, переоденься в чистое платье. К тебе же придет на свидание офицер.
— Мама!
— Ну что «мама»? Иди уж…
Приезд обер-лейтенанта задерживался. Ходики пробили уже восемь часов вечера, а он еще не появлялся. В доме была напряженная ожидающая обстановка. Особенно нервничала Вера. Хотя казалось, что ей было нервничать. Они подготовились. Полы в хате вымыты. Стол накрыт. Разносолов немного, но все домашнее. Бульба давно сварилась и стоит с краю в печи.
— Да не волнуйся ты, Вера, хватит выбегать на улицу, — укоряла ее Акулина. — Ну не приехал, так не приехал. Война ведь идет. Служба у него, — душой Акулина была против приезда немцев, но перечить дочери после трудного разговора, не стала. Пусть будет, как будет, решила она.
— Мама? Он же обещал! — по щекам Веры тихо скатывались слезинки.
— Ну, раз обещал, значит приедет, — мать прижала к своей груди Веру и погладила по голове. — Успокойся, Верочка, ты же сама мне сказала, что все будет нормально. Жди, никуда не денется от тебя твой немец.
— Едет! Едет! — вдруг раздался звонкий голос Клавы и та, запыхавшись, вбежала с улицы в дом. — Немцы едут!
— Ой, мама! — ойкнула от известия Вера, — я не пойду, мне страшно.
— Что с тобой, Верочка? Я не думала, что ты такая трусиха, — шутя вымолвила Акулина. — Я не замечала за тобой робости. Пойдем смелее, дочушка. Не на казнь же идем. Акулина легонько подтолкнула Веру вперед и та нерешительно вышла во двор, за ней проследовала и мать.