Чужой для всех (Дурасов) - страница 85

— Один момент, — воскликнул Франц, довольный произведенным первым эффектом на русских женщин и, развернувшись в сторону ворот, крикнул: — Ганс! Ко мне! — На эту команду тут же откликнулся немецкий солдат, водитель машины, который держа в руках большую коробку, проследовал за обер-лейтенантом в дом. За ним тихо и скромно вошли младшие сестры, которые сбились у лежанки печи и с большим любопытством стали наблюдать за красивым немцем и Верой.

Франц уверенно, словно волшебник, раскрыл коробку и к дружному изумлению взрослых и детей стал доставать и складывать на грубый деревянный стол, служившим обеденным, продукты в баночках и разноцветных упаковках. Здесь же на центр стола были водружены и две бутылки французского «Бургундского». Но вот в его руках оказался шоколад. Франц поманил детей пальцем и когда те, толкаясь и прячась друг за друга, все же подошли, он разломил плитку на три части и с улыбкой вручил каждой девочке: Bitte!

— Берите, берите, дочушки, не стесняйтесь, — подбодрила их Акулина. — Когда дают, надо брать, а когда бьют убегать, — девочки радостные с шоколадом отбежали на свое место.

Дальше фокусы продолжались. На столе появлялись все новые и новые продукты Deutsches Reich. После консервов пошли мешочки с крупами и сахаром. Но вот немец загадочно посмотрел на Веру, а затем на ее маму: — Это вам. Развернете потом, — и вручил им свертки с индивидуальными подарками. Его улыбка излучала тепло и радость. Он был доволен собой.

В семье Дедушкиных в этот день был настоящий праздник. Такой еды, вина и изысканного шелкового белья и женского парфюма они никогда не видели и никто им не дарил. «Пиром среди чумы» и предательством назвали бы этот ужин советские люди, на которых в это время сыпались бомбы, а Акулину и Веру прокляли и назвали бы изменниками Родины.

Но разве была с их стороны измена? Скорее нет, чем да. В чем их можно было обвинить? В том, что нашелся один порядочный немецкий офицер и, имея возможность, проявил милосердие и уважение к мирным жителям покоренной страны. Или в том, что семнадцатилетняя девушка с первого взгляда влюбилась в настоящего парня, пусть не русской, а немецкой крови?

Нет. Ни Акулина, а тем более, Вера не чувствовали себя в этот день предателями по отношению к своему народу. Их бросило государство, их бросила армия, на растерзание этих же немцев, и им надо было выжить. И они выживали, как могли, как и другие миллионы женщин, стариков и детей, попавших на годы в немецкую оккупацию.

Кто, когда-нибудь, давал правовую оценку государству Сталина, предательски оставившего, свой народ на выживание в зоне оккупации? Разве был за это спрос с правящей партии? Нет! Наоборот, спрос был суров только с тех, кто позволил себе остаться в зоне оккупации или по какой-то причине остался там.