Первые минут десять мы потратили на то, чтобы поздороваться. Сандалов долго не мог найти подходящего слова в ответ на наши с Пашей приветствия. Никакие «м-м», «ы-ы-ы» и «гы-гы-гы» нас не устраивали. Он сам это понимал и старался как мог. Мучительно морща лоб, вращая глазами, Валентин наконец вспомнил прекрасное слово «здравствуйте», которое и произнес почти внятно. Я даже зауважала его.
Но дальше дело не пошло. Мы с Линником действовали как заправские следователи, пытаясь выцарапать из Сандалова хоть какую-то информацию, и все напрасно. Разговор происходил примерно так:
Линник. Валя, ты хорошо помнишь тот вечер у Миши?
Сандалов. Ы-ы.
Линник. Когда ты ушел домой?
Сандалов. М-м-м.
Линник. Не можешь припомнить?
Сандалов. Ыгы-ы.
Я. Ты уходил один?
Сандалов. Ыгы-ы.
Я. Ты ничего не заметил необычного?
Сандалов. Уых-х?
Линник. Никто посторонний не крутился в подъезде?
Сандалов. Гы-гы-гы!
Отчего-то его рассмешил вопрос Линника о постороннем. Мы с Пашей переглянулись.
— Валя, — проникновенно сказал Линник, — если ты видел кого-то подозрительного, то должен непременно нам сказать. Иначе убийца Миши останется на свободе и не понесет заслуженного наказания.
Сандалов помрачнел. Усиленные размышления тотчас отразились на его пухлом лице. Он кривил рот, дергал щекой, прикрывал глаза и морщил нос. Наконец выдавил из себя слово:
— Ж-ы-энщина.
— Женщина? — встрепенулся Линник. — Какая? Где?
Не скажу, что я очень проницательна, но тут и не надо было обладать особыми качествами, чтобы догадаться, что за женщина показалась Валентину подозрительной.
— Подъезд. Подоконник. Пальто, — разговорился Сандалов, подтверждая мою догадку.
Я махнула рукой.
— Это не то, что нам нужно, Паша, — сказала я Линнику. — Я знаю эту женщину. Она живет в Мишином подъезде. Сегодня вечером я с ней встречаюсь.
Линник понимающе кивнул:
— Хорошо. Валя, тогда скажи вот что: ты знаешь такого человека, который мог бы очень сильно не любить Мишу?
Сандалов посмотрел на Линника с недоумением. Потом на минуту задумался и отрицательно покачал головой.
— Как ты думаешь, кто его убил?
Сандалов в ужасе вытаращился.
— Понятно, не знаешь... — вздохнул Линник. — Пойдем, Тоня, из него все равно ничего больше не вытянешь.
Сандалов закивал, соглашаясь.
Мы вышли в прихожую и уже надели ботинки, когда он вдруг отчетливо произнес:
— Штокман.
— Что? — почему-то шепотом спросил Линник.
— Плохой, — сказал Сандалов.
— Штокман плохой? — уточнила я.
— Да.
Не сговариваясь, мы снова скинули ботинки и вернулись на кухню.
— Наливай! — решительно сказал Паша, кулем падая на стул.