Пульс очень обрадовался Денису. Он что-то сказал о новой картине Валериани, Денис что-то ответил. Я думала о Мадам и одновременно старалась найти повод прийти к Денису в гости.
— Тоня, — вдруг обратился он ко мне, — ты же у нас будущий экономист. Рассчитай мне, пожалуйста, зарплату исходя из шести дней в неделю и двух репетиций.
— За какой срок?
— За пять недель.
— А ставка?
— Попозже скажу. Надо еще раз уточнить у Михалева.
— Сделаю. Могу даже сегодня. Я, кстати, все равно хотела к тебе зайти. Мне надо пару дискет просмотреть, ты меня за свой компьютер пустишь?
— Пустил бы, да он вчера сломался. Мастера вызвал — не пришел. А тебе срочно надо?
— Чем быстрее, тем лучше.
— Тогда к Линнику обратись. У него есть четыреста восемьдесят шестой.
— Ладно...
Я расстроилась. Мой ход конем не удался. А как хотелось совместить приятное с полезным!
— Зачем тебе деньги, Денис? — спросил Пульс тоном бессребреника, которому деньги не нужны. — Бери пример с меня — живу как бабочка, перелетая с цветка на цветок...
— В Америку хочу съездить, — ответил Денис. — Приятель один обещал познакомить меня с Джеймсом Вудсом и Робертом де Ниро.
— Виски там пить будешь? — нахмурился Пульс.
— Буду.
— А где твоя славянская гордость?
— Да пошел ты... — сказал Денис и поднялся. — Тоня, нам пора. Вадя уже здесь, я его видел.
— Ты сегодня у нас работаешь? — обрадовалась я.
— У вас...
Пока мы шли к павильону, я рассказала Денису о Мадам. Он ничего не знал и был так поражен, что мне пришлось дважды повторить одно и то же. Он не мог поверить. Мадам всегда казалась ему кем-то вроде Вечного Жида; на его памяти она ни разу не болела ничем, кроме простуды и гриппа; так что же произошло? И он с подозрением посмотрел на меня, словно это я довела старушку до инсульта.
Оправдываясь, я вкратце поведала ему о бестактном поведении оперативника Сахарова, а также, сгорая от стыда, о том, что я посвятила Мадам в некоторые детали моего расследования.
Денис долго молчал, потом спросил, в какую больницу отвезли Мадам, и больше не сказал мне ни слова. В павильон он вошел в таком отвратительном настроении, что Невзорова, которая бросилась было нам навстречу с распростертыми объятиями, испугалась и спряталась за Ва-дину спину.
Я чувствовала себя виноватой. Денис не смотрел на меня, был мрачен, груб с Вадей и оператором. Невзорова несколько раз отходила в сторону и там тихо плакала. Новоявленный жених Сладков пребывал в эйфории, что сказалось на его работоспособности: он так старался, что минут через двадцать после начала съемок весь павильон был в дыму и смраде, мы задыхались, кашляли, а Вадя, схватившись за голову, во всеуслышание заявил, что его сейчас стошнит. Сделали перерыв.