— Все? — мрачно поинтересовалась я.
— Все. Михалев говорит, что на самом-то деле и это еще не конец. Мол, Миша оборвал фразу, сказал: «А теперь реклама на канале...» — и на этом перевел разговор. Он вообще никогда не любил говорить много.
— Удручающее впечатление... — пробормотала я.
— От Мишиной истории? Возможно. Сандалов реагировал так же. По-моему, он даже прослезился.
— А Миша что?
— А что Миша? Не обратил на Сандалова никакого внимания. А нам сказал, чтобы мы не искали в этой истории аллегорий. Мол, нет там ничего такого, нет подтекста. Просто такая история, и все.
Я покачала головой: меня одолевали сомнения. Миша — и Большой Якут со своей странной компанией? Что-то тут не то.
— Не похоже, чтоб он сам ее придумал. Он — ангел, и вдруг такая чернуха? Не сочетается.
Линник помолчал, потом сказал с легкой обидой:
— Зачем ты так, Тоня? Миша не был ангелом. Он был нормальным человеком. Вот смотри...
Он приподнял пальцем верхнюю губу и показал мне дыру вместо зуба.
— Это Миша, — гордо сказал он.
— Не может быть, — не поверила я.
— Он нечаянно, — пояснил Линник. — В метро ехали, в центре толпы, он повернулся и локтем задел меня.
— Раз нечаянно — это не в счет.
— А боксеру Васильеву кто руку сломал?
— Тоже не в счет.
— Да? Может, ты думаешь, он и это сделал нечаянно? Не обижай Мишу, Тоня. Никакой он не ангел. Сейчас — может быть, не отрицаю. Он действительно был отличным парнем, так что есть вероятность, что его определили в рай...
Тут проходящий мимо нашего столика актер в арестантской робе уронил в мою чашку бутерброд и при этом почему-то рассердился на меня. Прошипев что-то невразумительное, он двумя пальцами вытащил из моего кофе сначала хлеб, потом кусок сыра и ушел. Наша религиозная беседа прервалась. Нам обоим расхотелось говорить об ангелах, выбитых зубах и сломанных руках.
В полном молчании мы доели бутерброды с буржуазной колбасой. Затем я попрощалась с Линником и пошла работать. Передо мной шли Вадя с Галей. Они нарочито громко смеялись и изо всех сил делали вид, что не замечают меня. Я свернула в сторону и направилась в павильон другим путем.
Галю давно раздражает тот факт, что я общаюсь с артистами. Почему-то в театре и в кино артисты и режиссеры считаются высшим сортом, а все остальные — низшим. Конечно, такие, как я, не смиряются с подобной классификацией, но такие, как Галя, не только смиряются, но и культивируют ее. Именно по этой причине она часто поглядывает на меня с недовольством и досадой — словно старшая кухарка, которой не нравится поведение нахального поваренка. Меня, ясное дело, этим не смутишь. Я готова бороться против дискриминации до последнего вздоха. И я не понимаю людей, добровольно ставящих себя на нижнюю ступеньку. Надо же в конце концов иметь чувство собственного достоинства.