– Что это? – тихо спросил Протаев, обнаружив Анину версию «Частей тела».
Копия работы Алексея, написанная для зачета, стояла на мольберте у окна, откуда по вечерам падал выгодный свет.
– Это Аня рисовала, – пояснила я. – Она учится в Строгановском училище.
– Я фанатка вашего брата, поэтому выбрала для зачета его работу! Он необыкновенный художник! – затрещала чечетка, словно только и ждала возможности заговорить о кумире.
– Был, – тихо поправил Марк, и у меня опустилось сердце.
– Что? – осеклась ярая поклонница.
Гость полоснул меня острым как бритва взглядом:
– Он был необыкновенным художником. Алекс погиб.
– Ой, – Аня смутилась, прижала ладошку ко рту. – Простите.
– Не извиняйся. Официального заявления еще не давали, откуда тебе знать? – Протаев заставил себя едва заметно улыбнуться: – Ты очень талантлива.
– Спасибо, – пробормотала сестра, вдруг опомнилась и протянула ему паспорт: – Вот. Он тоже выпал из пальто. В смысле, из внутреннего кармана пальто, закрытого на пуговичку…
– Конечно, – согласился Марк и обратился ко мне, пряча иронию: – Прекрасно выглядишь.
Учитывая, что я спала в растянутой футболке с застиранной фотографией известных американских рокеров, комплимент прозвучал двусмысленно, да вовсе комплиментом и не являлся. У меня вспыхнули уши…
Когда за гостем закрылась дверь, мы с сестрой обессиленно сползли по стене на пол.
– Господи, – пробормотала я, растирая ладонями горящее лицо, – так стыдно мне не было с выпускного бала в школе!
* * *
Звонок Софьи застал меня на затянувшемся совещании. Город капитулировал перед поздним вечером, уличные фонари боролись со сгущавшейся темнотой, а дороги с высоты последнего этажа выглядели пятнистыми лентами, отороченными светящейся каймой. Номер на экране телефона высветился незнакомый, но внутреннее чутье подсказывало, кто именно пытается достучаться до меня в конце рабочего дня.
– Мне надо ответить, – тоненьким голоском объявила я шефу, оборванному на полуслове нахальной мелодией рингтона. – Это очень важно!
Принимать личные звонки на совещании, тем паче выходить из душной переговорной комнаты в «Волшебном ключике» приравнивалось к одному из смертных грехов. Бородатый, дородный Иванович, которому шуба Деда Мороза шла, как иным костюм от Бриони, выкатил воспаленные глаза.
– У нас на носу Хеллоуин в детском саду на Рублевке! Мармеладные конфеты в форме черепа, вот что сейчас очень важно! – зарычал он. – Не вернешься через пять минут – лишу квартальной премии!
– Опять? – возмущенно пробурчала я и как можно быстрее выскочила в общее помещение, разделенное перегородками на клети-комнатушки. Почти все лампы были выключены, офис утопал в полумраке.