– А ты чего подкрадываешься со спины?! – От неожиданности и страха сердце колотилось так сильно, точно хотело вырваться из груди.
– Я тебя раз десять звала, но ты не отвечала. – Ничуть не обидевшись на резкость, Аня пожала плечами, заглянула в пустую сковородку, с разочарованной миной понюхала миску с фаршем. – О, у нас сегодня на ужин сырой фарш с луком?
Глазастую, хорошенькую, как картинка, Аннушку воспитывали в баловстве и неге, а потому выросла она совершенно не приспособленной к жизни. Иногда казалось, что сестра искренне полагает, будто продукты производит холодильник, полы моет человек-невидимка, а кастрюля сама варит суп.
Зато эта бездельница, не ведавшая, какие чудеса чистоты творят обычные веник и совок, обладала чрезвычайно удобным свойством – имела избирательный слух. Она словно бы не замечала моего ворчания или дурного настроения в особенно паршивые дни. Наверное, поэтому мы сумели ужиться в одной квартире, после того как она, поступив в Строгановское художественное училище, переехала ко мне от папы.
– Как прошел день? – мой вопрос повис в воздухе, потому что сестра уже исчезла в глубине квартиры.
– Иди сюда! Я закончила зачетную работу! – позвала она из прихожей.
Вытирая руки вафельным полотенцем, я вышла из кухни. С сияющим видом Аня вытащила из огромной папки замусоленный даже с изнанки ватман.
– Размер один к одному с оригиналом – нужно смотреть издалека, – выставив ладонь для пущей убедительности, заявила студентка.
С торжественной миной она повернула рисунок. Большой лист был покрыт крупными мазками черной туши, а посередине контрастно выделялось яркое алое пятно. Однако стоило сосредоточиться, как хаотичные на первый взгляд линии складывались в очертания твердого рта с розой в зубах, резко диссонирующей с черно-белой гаммой. Даже на мой непритязательный вкус профана все выглядело ужасно.
Пауза тянулась неприлично долго.
Я была уверена, что положительная оценка за откровенную пошлость художнице-третьекурснице не светила, и пыталась придумать ободряющий комментарий.
– Ничего не говори! – скривилась Аня. – У тебя на лице написано «чудовищно»!
– Ну…
– Это не «ну»! Я копировала Алекса Протаева, цикл «Части тела и розы»!
– Хм? – промычала я, неопределенно взмахнув рукой, как всегда делала, когда не находила слов.
– Зой, тебе же ничего не говорит имя Алекса Протаева?
– Э-мм? – для пущей убедительности я поправила очки.
– Скажи мне, кто сейчас не знает Протаева? – судя по складке между бровок, сестра начинала сердиться, но дар речи отказывался ко мне возвращаться.