— В самом деле? — Пилат уже начал подозревать, что толку от этого человека не будет. — И что же он сулит?
— Вечную жизнь, — просто ответил халдей.
— Ах вечную жизнь! — с насмешливой задумчивостью повторил прокуратор. — А ты, значит, вечно жить не хочешь.
— Нет.
— А чего же ты хочешь?
— Смерти.
Пилат рассмеялся.
— Ну, это мы тебе сможем устроить, халдеянин. Страбо, за что он арестован?
— Убийство, мой господин, — ответил центурион. — Но, может, стоит спросить его, о чем проповедовал назарянин?
Пилат повернулся к халдею.
— Давно ты знаешь… я имею в виду, давно ты следишь за этим назарянином?
— С его рождения, — ответил халдей.
Пилат подавил улыбку, ведь стоящий перед ним пленник был явно моложе Иешуа.
— С его рождения, говоришь?
«Я был прав, — подумал Пилат, — он ненормальный».
— Да, — подтвердил тот. — Я жил в Халдее, когда он родился. И были там странники, великие мудрецы и ученые из одной восточной страны. Их язык показался мне знакомым, и я последовал за ними. Им было пророчество о рождении Спасителя, и они шли поклониться Ему. Я жаждал спасения, а потому отправился с ними к месту его рождения. С тех самых пор я выжидал, наблюдал, и…
— Страбо, — прервал его Пилат, — есть ли какие-нибудь сомнения в виновности этого человека?
— Нет, мой господин. Когда мы нашли его, он был весь в крови, а рядом лежали искромсанные трупы.
Пилат кивнул.
— Имеешь ли ты что-нибудь сказать в свое оправдание?
Халдей не ответил, и Пилат продолжил:
— Ты признан виновным и приговариваешься к смерти. Приговор будет приведен в исполнение немедл…
Он вдруг замолчал и задумался. Жизнь этого человека ничего не значила для Пилата, равно как и жизнь проповедника Иешуа, но ему не хотелось уступить требованиям Каифы. И вдруг он улыбнулся. Ему в голову пришла идея, которая наверняка поможет поставить на место этого продажного, но все еще очень могущественного первосвященника.
— Страбо, значит, ты не знаешь его имени?
— Нет, мой господин.
— По-моему, у них есть обычай прибавлять к своему имени имя отца. Ну, например, такой-то, сын такого-то, да?
Пилат взглянул на халдея.
— Как звали твоего отца, халдеянин?
Тот пожал плечами.
— Я и своего имени не ведаю, откуда же мне знать, как звали моего отца.
Страбо осторожно кашлянул.
— Позволено ли мне будет спросить, что замышляет мой господин?
— Ты знаешь язык евреев лучше, чем я, Страбо. — Пилат не удостоил центуриона ответом. — Как на их языке звучит слово «отец»?
— «Авва», мой господин, — ответил недоумевающий Страбо, — но…
— А «бен» значит «сын кого-то», не так ли?
— Это на их древнем языке, — вступил в разговор солдат, который привел халдея, — на языке книжников и священных текстов. А простой люд обычно говорит «бар», или «вар».